- Вот, - говорила она, - настоящий человек; умный, рассудительный, аккуратный. Во всем у него порядок, знает он, сколько можно ему издержать, сколько нужно оставить; одним словом, видно, что это человек не нашего русского, дурацкого воспитания!
Другие соседи тоже были без ума от Дена. Просто в пословицу у них Ден вошел: "Ден говорит, так-то надо делать; Ден так-то не советует", и только слов, что Ден да Ден. Рассказам же и анекдотам про Дена и конца нет. Повествуют, как все отменилось в княжеских имениях с приезда Стюарта Яковлевича, все, говорят, на ноги поднял; даже отъявленных воров, которых в нашем крае урожай, и тех определил в свое дело. Да еще так: самых известных лентяев поделал надсмотрщиками по работам; а воров, по нескольку раз бывших в остроге, назначил в экономы, в ключники да в ларечники, и все идет так, что целый округ завидует. "Вот, - думаю себе, - дока-то на наших мужиков явился!"
Хотелось мне самому посмотреть на рахманские диковины, да все как-то не приходилось. А тем временем минул год, и опять наступила зима,
4
Вечером 4 декабря жандарм принес мне записку, которою дежурный чиновник звал меня позже, в одиннадцать часов, к губернатору.
- Вы, кажется, здешний уроженец? - спросил меня губернатор, когда я вошел к нему по этому зову. Я отвечал утвердительно.
- Вы живали в К-ом уезде?
- Я там, - говорю, - провел мое детство. К-ой уезд мое родное гнездо.
- И у вас там много знакомых? - продолжал спрашивать губернатор.
"Что за лихо!" - подумал я, выдерживая этот допрос, и отвечал, что я хорошо знаю почти весь уезд.
- У меня к вам есть просьба, - начал губернатор. - Пишет мне из Парижа князь Кулагин, что послал он в свои здешние имения англичанина Дена, человека сведущего и давно известного князю с отличной стороны, а между тем никак не огребется от жалоб на него. Сделайте милость, - не в службу, а в дружбу, съездите вы в К-ой уезд, разузнайте вы это дело по совести и дайте мне случай поступить по совести же.
Поехал я в город К. в эту же ночь, а к утреннему чаю был у моей матери. Там о жалобах к-ских крестьян на Дена и слуху нет. Спрашиваю матушку: "Не слыхали ли, как живут рахманские мужики?"
- Нет, мой друг, не слыхала, - говорит. - А впрочем, что им при Стюарте Яковлевиче!
- Может быть, - говорю, - он очень строг или горяч?
- В порядке, разумеется, спрашивает.
- Сечет, может, много?
- Что ты! что ты! Да у него и розог в помине нет! Кого если и секут, так на сходке, по мирской воле.
- Может быть, он какие-нибудь другие свои делишки неаккуратно ведет?
- Что ты начать-то хочешь?
- Как, - говорю, - он к красненьким повязочкам равнодушен ли?
- О, полно, сделай милость, - проговорила мать и плюнула.
- Да вы чего, матушка, сердитесь-то?
- Да что ж ты глупости говоришь!
- Отчего же глупости? Ведь это бывает.
- Подумай сам: ведь он женатый!
- Да ведь, родная, - говорю, - иной раз и женатому невесть что хуже холостого снится.
- Эй! поди ты! - опять крикнула мать, плохо скрывая свою улыбку.
- Ну чем же нибудь он да не угодил на крестьян?
- Что, мой друг, чем угождать-то! Они галманы были, галманы и есть. Баловство да воровство - вот что им нужно.
5
Объехал два, три соседние дома, - то же самое. На Николин день в селе ярмарка. Зашел на поповку, побеседовал с духовными, стараясь между речами узнать что-нибудь о причинах неудовольствия крестьян на Дена, но от всех один ответ, что Стюарт Яковлевич - такой управитель, какого и в свете нет. Просто, говорят, отец родной для мужика. Что тут делать? Верно, думаю себе, в самом деле врут мужики.
Так приходилось ни с чем и ехать в губернский город.
В городе К. я заехал, без всякой цели, к старому приятелю моего покойного отца, купцу Рукавичникову. Я хотел только обогреться у старика чайком, пока мне приведут почтовых лошадей, но он ни за что не хотел отпустить меня без обеда. "У меня, - говорит, - сегодня младший сынок именинник; пирог в печи сидит; а я тебя пущу! И не думай! А то вот призову старуху с невестками и велю кланяться".
Надо было оставаться.
- Тем часом пойдем чайку попьем, - сказал мне Рукавичников.
Нам подали на мезонин брюхастый самовар, и мы с хозяином засели за чай.
- Ты что, парень, был у нас волей, неволей или своей охотой? - спросил у меня Рукавичников, когда мы уселись и он запарил чай и покрыл чайник белым полотенцем,
- Да и волей, и неволей, и своей охотой, Петр Ананьич, - отвечал я.
Я знаю, что Петр Ананьич человек умный, скромный и весь уезд знает как свои пять пальцев.
- Вот, - говорю, - какое дело, и пустое, да и мудреное, - и рассказал ему свое поручение.
Петр Ананьич слушал меня внимательно и во время рассказа несколько раз улыбался; а когда я кончил, проговорил только:
- Это, парень, не пустое дело,
- А вы знаете Дена?
- Как, сударь, не знать!
- Ну, что о нем скажете?
- Да что ж о нем сказать? - проговорил старик, разведя руками, хороший барин.
- Хороший?
- Да как же не хороший!
- Честный?
- И покору ему этим нет.
- Строг уж, что ли, очень?
- Ничего ни капли не строг он.
- Что ж это, с чего на него жалуются-то?