– Ведьма, что ли? – сузил глаза Третьяк, покрепче саблю ухватывая.
– Скорый ты на расправу, – лукаво улыбнулась хозяйка. – Всё ли неясное ведьмовством объясняешь?
– То-то я смотрю: простоволоса ты, неподпоясана.
– А ты, что ж, раз с крестом пришёл, то и свят? Может, разбойники вы, хоть на витязей и похожи? Вон и саблю достал.
– Из войска княжеского мы, – ответил с прищуром Третьяк, но саблю не убрал.
– Так садитесь, городские, – заулыбалась девонька.
Подумал ушкуйник, что раз молитва не изгнала и крест не напугал, может, и правда не бесовское то чудо волосатое. Убрал саблю, на лавку сел напротив хозяйки.
– Так и будешь есть? – засмеялась она. – В кольчуге да шеломе?
– Да, – ответил коротко Третьяк. – Себе клади и есть начинай, а я погляжу.
Взяла девонька ложку, черпнула из горшка, сдула пар с еды да в рот отправила. Посмотрела на ушкуйника, улыбнулась.
– А второй не такой, как ты. Не храбрится.
– Знала бы, что нам за сегодня пережить довелось, не глумилась бы. Хотя, что ты уразуметь-то можешь.
– Многое могу. Говоришь, пережить довелось? Расскажи, удиви меня.
– Чудище, огромное, трёхглавое, крылатое, корабли наши спалило. Мы вдвоём лишь уцелели. Целый день по болотам ходили, пока сюда не дошли.
– Знаю такое, – кивнула хозяйка. – И здесь такой летает.
– Давно ли?
– Сколько себя знаю. Говорит, что память ему отшибло и не помнит ничего.
– Говорит ещё? – удивился Третьяк, внимательно глядя на девоньку.
Васильковые глаза хозяйки блеснули, улыбнулась она, щёку рукой свободной подпёрла:
– Говорит. Как мы с тобой.
– Товарищей наших сгубил.
– Посочувствовать могу, а будет ли толк с того?
– Не знаю, – вздохнул ушкуйник, взглянул снова на девоньку, повернулся к молодому. – Что стоишь, Елисей? Видишь, не злая она. Садись за стол.
– Я́зя меня кличут, – неожиданно произнесла хозяйка. – Можете Я́ськой звать. Не обижусь. А кого испугались, – голбешником зовите, он к тому привыкший. И нож забери – подарок всё-таки.
Сел за стол Елисей, назвались гости. Разлила черпаком угощение хозяйка, а косматый хлеба принёс. Отошёл от обиды: сам и нож вытащил, положил на стол, сел на скамейку с краю, на Третьяка зыркает.
– Как я такой подарок за так возьму? – вслух сказал старый ушкуйник. – Нельзя же.
– К кузнецу тебя свожу завтра, поможешь ему с работой, – заплатит. Вот голбешнику монету и дашь взамен.
– В город нам надо, – ответил Елисей.
– Не выйдет, – усмехнулась Яська. – Нет отсюда выхода – топь кругом.
– Чертовщина какая-то, – зло сказал Третьяк. – Как мы сюда тогда попали?
– Мне почём знать?
– Чую я, что ты знать можешь.
Дверь в избу тихонько скрипнула. Повернулся Елисей – ещё одна де́вица стоит, но старше: высока, худа, с волосами длинными русыми, с венком цветочным, да в рубахе белой, как Яська. Охнула, за дверь спряталась, выглянула осторожно.
– А я и не знала, что у Ясеньки гости кроме меня есть.
Голос был такой красоты и певучести, что даже Третьяк мурашками покрылся.
– Заходи, – приказала хозяйка. – Только сели. Ру́ска это.
Старший с подозрением оглядел вошедшую.
– Что же вы ходите так похабно? Волосы распущены, рубаха не подпоясана, как нечисть, – вздохнул старший.
– А нам бояться некого, – ответила русая, садясь рядом с хозяйкой. – У нас всех жителей местных по одной руке пересчитать можно.
Ничего не ответил Третьяк, только хмыкнул да ложкой гущи набрал, взгляд косой на неё бросая. Молодой же и вовсе засмотрелся, рот приоткрыв.
– Что, де́виц не видели? – тихо спросила Руска, зачерпнула себе похлёбки да на Елисея глянула с прищуром. – Смо́трите пристально, а меня в похабницы, в нечисть.
– Будто не знаешь, отчего, – буркнул Третьяк. – Как бы на нас беду не накликали.
– Гребни поломались, пояса поизносились. Новые делать некому, – улыбнулась девонька.
– Так другое дело тогда, – сказал Елисей.
– Коль не врёт – другое, – согласился Третьяк. – Только стол среди избы отчего стоит?
– Хлеб пекла, утомилась. Тяжело одной перетаскивать.
– Подсобить?
– От кузнеца вернёмся завтра, так и подсобишь.
– Всё у тебя складно получается. На всё ответ есть.
– А как же без ответа? – вздохнула Язя. – Накушались?
– Хороша похлёбка, да и хлеб сытный, – довольно сказал Третьяк. – Коль отсюда хода нет, то где зерно берёшь, где молотишь?
– Камышовый он, – со знанием дела заявил Елисей. – Верно говорю?
Руска засмеялась весело, переливчато. Яська улыбнулась, покивала.
– Ты откуда знаешь? – с подозрением спросил старший.
– Было время, всей семьёй такой ели…