И мы утверждаем, что во имя этой Мудрости и во имя обладающих этой мудростью, необходимо разоблачить и сорвать маски с тех, кто в области религиозных суеверий, в силу простого "волнения души", в силу догм и обычаев, в силу галлюцинаций и действия слепой веры, провозгласили себя единственными хранителями священного и божественного. Они являются узурпаторами тех, которые знают, и, следовательно, тех, которые могут, тех, которые есть — как человеческие боги, которых знали и чтили во всех великих античных традициях.
В контексте всего нашего изложения, в контексте формулировки тех принципов, которые должны лечь в основу борьбы против демократии, против современной Европы и ее декадентской культуры, мы должны центральное место отвести именно уяснению того, что в действительности является Мудростью. Без утверждения необходимости синтеза двух видов могущества, сакрального и светского, жреческого и царственного, в единой максимально индивидуализированной иерархии, наши имперские проекты не могут быть ни поняты, ни оправданы. Более того, без этого непонимание и искажение нашей мысли будут неизбежными.
Но как только будет понятно, о чем здесь идет речь, наше утверждение о том, что мы, несгибаемые и радикальные сторонники Империи, должны начинать отнюдь не с религиозной иерархии (противоречащей гностической и инициатической), будет оправдано и обосновано. Религиозная иерархия, становясь во главе материальной и чисто светской организации, на самом деле вообще не способна ничего исправить. Она в таком случае лишь породит пустую оболочку форм, смутные фантазии, основанные на слепой вере и на человеческих сентиментах, огрубив свои противоречивые догмы, символы и обряды, заимствованные из других традиций и постепенно утратившие всякий смысл. Короче говоря, такая чисто религиозная иерархия не будет той высшей, солнечной, основанной на могуществе реальностью, которую мы язычески понимаем под духом, напротив, она будет абсолютной ирреальностью, антиарийской и анти-римской риторикой, питающей, при переходе в этическую область, все то, что женственно, «романтично» и трусливо в европейской душе.
Итак, нам необходимо полное преодоление как религиозного ирреализма так и материалистического реализма посредством трансцендентной, мужественной, олимпийской позитивности.
МЕХАНИЧЕСКАЯ СИЛА И ИНДИВИДУАЛЬНОЕ МОГУЩЕСТВО
Третья европейская иллюзия — это механическое могущество, которое является следствием технического приложения профанической науки. Это могущество большинство современных людей единодушно считает гордостью и триумфом западной цивилизации.
Что касается демократии, на основе которой покоится идеал «универсальности» западной науки, и которая явно выражается в социалистических и нивелирующих притязаниях семитской веры, то мы можем увидеть ее правозвестие уже в сократическом методе и в некоторых аспектах последующего греческого интеллектуализма. Присоединяясь в этом вопросе к точке зрения Ницше, мы рассматриваем их как первых посланцев иудео-христианского духа, так как только в этом духе мы видим в высшей степени конкретное и несомненное проявление универсализма и нивелирования. Сама греческая культура отражала скорее, напротив, аристократическое понимание знания, и ее основные мотивы были почерпнуты непосредственно из традиции Мудрости. Учение о том, что условием реального знания является действительная активная личная инициатива в совокупности с традиционным могуществом «ритуала», и что такое знание отнюдь не является делом разума и еще менее — если мы перейдем к другому аспекту — делом веры и чувства, есть основная тема классического мира, вплоть до неоплатонизма. В пассивной позиции приверженцев новых верований, в их ненависти к любым героическим методам и к автономной дисциплине индивидуума, понимаемых как путь к «гнозису», к реальному духовному опыту, — в скрытой нетерпимости учений об «откровении», "милости" и о порочности прямой, конкретной, основанной на чисто человеческих силах инициативы, — преобладает тема капитуляции перед роком, тема, которая, в совокупности с демократическим и нивелирующим пафосом равенства, является плодом влияния христианства, породившего социализированное, неорганичное, безличное сугубо современное знание.
Помимо дурного универсализма, в современной науке есть еще один, намного более глубокий принцип, привнесенный христианством — мы имеем в виду идею дуализма. В современной науке природа мыслится как нечто неодушевленное, поверхностное, отдельное от человека. Ее покорение, вернее, мнимое покорение, представляется как познание реальности в себе, полностью независящее от познающего и его духовного мира.
За всем этим явно проглядывается ирреалистическая религиозная позиция и противоречие языческому мировоззрению. Здесь речь идет о противопоставлении духа действительности. Здесь речь идет о дуализме: духовная субъективность против природной объективности. Здесь речь идет об утрате смысла того, что является духовной объективностью. При принятии этой точки зрения природная реальность представляется чуждой, немой, бездушной, поверхностной, материальной — и именно такая природная реальность служит предметом изучения новой науки, профанической науки Запада.
Хотя языческое мировоззрение и не исчерпывалось натурализмом, — как утверждает сегодня некоторые либо некомпетентные, либо сознательно извращающие истинный смысл вещей люди, — хотя ему и было известно об идеале мужественного преодоления и абсолютного освобождения, тем не менее в согласии с ним мир был живым телом, пронизанным таинственными, божественными и демоническими силами, полным смыслов и символов: "чувственным выражением невидимого", по словам Олимпиадора. Человек жил тогда в органичной бытийной связи с силами мира и Сверхмира, так что он мог бы по праву сказать о себе, в согласии с герметическим выражением, что он есть "все во всем, составленный из всех сил": именно эта идея пронизывает арийско-аристократическое учение об «атмане». И именно на основе этого мировоззрения развивалась совершенная, законченная, сакральная традиционная наука.
Христианство нарушило этот синтез, создало трагическую пропасть. С одной стороны, дух «потустороннего», ирреального, субъективного — первый корень европейской абстрактности. С другой стороны, идея природы — материи, замкнутой в себе поверхности, загадочного феномена — сделало возможным профаническую науку[3]
И как полученное посредством мудрости внутреннее прямое интегральное знание заменилось внешним, интеллектуальным, дискурсивно-научным и профаническим, так и место органичной, бытийной связи людей с сокровенными силами природы, которая была основой традиционного ритуала, могущества жертвы и самой магии, заняли поверхностные, опосредованные, насильственные отношения машин и техники. Таким образом, сама семитская революция содержала в себе зародыш механизации жизни.
В машине мы видим безличную, нивелирующую силу науки, которая и породила ее. Как деньги являются сегодня механизированной и безличной стороной зависимости, как современная культура обладает универсалистским, глухим ко всему знанием — так и в мире машин мы видим безличную, неорганичную силу, покоющуюся на автоматизме и выполняющую одни и те же действия абсолютно независимо от того, кто ей управляет. Полная имморальность такой силы, которая принадлежит всем и никому, которая является ценностью, которая не имеет оправдания и которая может сделать человека могущественным вне зависимости от его реального превосходства, очевидна. Из этого также следует, что такое положение вещей возможно лишь потому, что при таком порядке не может быть и тени истинного и свободного действия: ни одно следствие в мире техники и машин не может быть непосредственнно зависимым от «Я» как от причины. Между ними существует, как условие действия, целая детерминированная система законов, которая может быть описана, но не может быть понята, и которая не выходит за рамки индивидуума, за рамки чисто индивидуального могущества. Да, в своем знании феноменов, в своем окружении бесчисленными дьявольскими машинами индивидуум сегодня еще более убог и бессилен, чем когда-либо, более обусловлен и ограничен, нежели сам способен обусловливать и ограничивать. При этом он вынужден желать ограничиваться минимумом и постепенно подавить ощущение самого себя, неугасимый огонь индивидуального бытия в усталости, в капитуляции перед роком, в разложении.
3
Нас нельзя обвинить в односторонности или в партийной предвзятости, приводя в пример различные формы дуализма, известные восточному миру. Ни одна из этих форм не имеет ничего обащего с дуализмом христианским. Платон также знал об «Ином», но это «Иное» рассматривалось им как нечто несуществующее, как нечто непостижимое и иллюзорное, а не как реальность в себе, и сама идея материи появилась в Греции впервые лишь у поздних стоиков. Восточная магия также не имеет отношения к дуализму, так как она утверждает наличие духовного присутствия в вещах, чувственный аспект которых является лишь покровом скрывающим сущность. Иранские учения также говорят о борьбе двух космических сил, но они находятся на одном и том же уровне и стемятся к синтезу, который произойдет засчет окончательной победы одной над другой. Простая, бездушная и лишенная «Я» природа появилась только тогда, когда дух условно был помещен в абстрактное «потустороннее», т. е. когда возобладало иудео-христианское сознание.