– Сколько там народу? Сотни полторы воинов? Так пусть Хэстен сам кормит их, сберегая мою казну. Он теперь мой пес. Я чешу ему за ухом, а он исполняет мои команды.
Тем не менее ярл отвел Хэстену место за высоким столом, хотя и в дальнем от нас конце. Зал был достаточно просторен, чтобы вместить людей Кнута и моих, а в противоположном конце, поодаль от очага и близ главной двери, два стола были накрыты для калек и нищих.
– Получат объедки, – пояснил Кнут.
Увечные и нищие наелись досыта, потому как Кнут закатил для нас тем вечером настоящий пир. Подавали жареные кобыльи окорока, блюда с бобами и луком, жирную форель и окуня, свежеиспеченный хлеб и большие порции кровавого пудинга, который мне так нравится. Все это мы запивали элем, оказавшимся на удивление хорошим. Первый рог ярл налил мне, потом мрачно посмотрел на столы, за которыми его люди смешались с моими.
– Я редко живу в этой усадьбе, – сказал он. – Слишком близко к вам, вонючим саксам.
– Хочешь, спалю ее? – предложил я.
– Потому что я спалил твою? – Мысль как будто позабавила его. Он ухмыльнулся. – Сожжение твоей усадьбы – месть за «Победителя морей».
«Победитель морей» был лучшим кораблем Кнута, а я обратил его в обугленный остов.
– Ты сволочь, – сказал ярл и ударил своим кубком об мой. – Так что случилось с другим твоим сыном? Умер?
– Стал христианским священником. Поэтому в том, что касается меня, – да, он умер.
Кнут рассмеялся, потом указал на Утреда:
– А этот?
– Этот – воин, – ответил я.
– Похож на тебя. Надеюсь, не будет так же хорош в бою, как ты. А другой парень?
– Этельстан. Сын короля Эдуарда.
– Ты привел его сюда? – Кнут нахмурился. – Почему бы мне не взять мелкого ублюдка в заложники?
– Именно потому, что он ублюдок.
– А, – протянул он понимающе. – Значит, ему не быть королем Уэссекса?
– У Эдуарда есть другие сыновья.
– Надеюсь, мой сын унаследует мои земли, – заявил Кнут. – Возможно, так и будет. Хороший мальчик. Но правит сильнейший, господин Утред, а не тот, кто вылезает на свет промеж ног у королевы.
– У королевы может быть другое мнение.
– Кого волнует мнение женщины?
Голос его звучал беззаботно, но я угадывал притворство. Ему хотелось, чтобы его земли и богатства перешли к сыну. Нам всем этого хочется, и я поежился от гнева при мысли об отце Иуде. Но у меня хотя бы был второй сын, хороший сын, тогда как у Кнута – только один, и теперь мальчишка пропал. Ярл вонзил нож в окорок и отрезал щедрый кусок для меня.
– Почему твои люди не едят конину? – Он обратил внимание, что многие не притрагиваются к мясу.
– Их Бог не допускает этого, – сказал я.
Дан посмотрел на меня, решая, шучу я или нет:
– Правда?
– Правда. У них в Риме сидит верховный колдун, – пояснил я. – Его называют папой. Он говорит, что христианам не разрешается есть конину.
– Почему?
– Мы приносим лошадей в жертву Одину и Тору и едим их мясо. Поэтому им нельзя.
– Ну, нам больше достанется, – сказал Кнут. – Как жаль, что Бог не заставляет их отказываться от женщин.
Ярл расхохотался. Он всегда любил шутки и теперь удивил меня, поделившись одной:
– Знаешь, почему пердеж воняет?
– Не знаю.
– Чтобы глухие тоже могли порадоваться.
Он снова рассмеялся, я же пытался понять, как может человек, горюющий по пропавшим близким, быть таким легкомысленным. Возможно, Кнут угадал мои мысли, потому как вдруг посерьезнел:
– Так кто захватил мою жену и детей?
– Не знаю.
Ярл побарабанил пальцами по столу.
– Мои враги, – промолвил он, спустя несколько мгновений, – это саксы, норманны в Ирландии и шотландцы. Так что это кто-то из них.
– Почему не другие даны?
– Они не осмелились бы, – уверенно заявил Кнут. – Я думаю, это были саксы.
– Почему?
– Кое-кто слышал их разговор. Она утверждает, что говорили на вашем поганом языке.
– Есть саксы, которые служат норманнам, – заметил я.
– Их мало. Так кто захватил моих?
– Тот, кто намерен использовать их как заложников.
– Кто?
– Не я.
– По какой-то причине я верю тебе, – сказал ярл. – Быть может, я становлюсь старым и доверчивым, но мне жаль, что я сжег твой дом и ослепил твоего попа.
– Кнут Длинный Меч извиняется?! – воскликнул я в притворном изумлении.
– Старею, должно быть, – повторил он.
– Еще ты увел моих лошадей.
– Их я оставлю.
Дан воткнул нож в головку сыра, отрезал кусок, потом оглядел зал, освещаемый большим очагом, вокруг которого дремала дюжина псов.