Крестьянин выудил из пепла оплавившееся серебряное блюдо.
– Они пришли не убить меня, – пробормотал я, глядя на маленькие грудные клетки терьеров.
– А зачем еще? – удивился Ситрик.
Ситрик был некогда моим слугой, а теперь стал дружинником, причем хорошим.
– Они пожаловали за Сигунн, – буркнул я, потому что не мог придумать иного объяснения.
– Но почему, лорд? Она ведь не твоя жена.
– Не жена. Но я люблю ее. Это значит, Кнуту что-то нужно.
– Кнут Длинный Меч, – с угрозой проговорил Ситрик.
Ситрик не был трусом. От Кьяртана, своего отца, Ситрик унаследовал искусство обращения с оружием. Воин стоял рядом со мной в «стене щитов», и я знал его храбрость, но при имени Кнута голос его дрогнул. Неудивительно – Кнут Ранулфсон был легендой в землях, где правят даны. Худощавый мужчина с очень бледной кожей и волосами белыми, как кость, хотя совсем еще не старик. Думается, ему было лет под сорок – это довольно много, но волосы Кнута белы с самого рождения. Уродился он хитрым и безжалостным. Его меч, Ледяная Злость, вселял страх от северных островов до южного побережья Уэссекса, а слава привлекала дружинников, пересекавших моря, чтобы служить такому вождю. Он и его приятель Зигурд Торрсон – самые могущественные лорды данов в Нортумбрии. Они питали намерение сделаться таковыми для всей Британии, да только один недруг раз за разом давал им отпор.
И вот теперь Кнут Ранулфсон, Кнут Длинный Меч, этот самый опасный мечник в Британии, захватил женщину этого недруга.
– Ему нужно что-то, – повторил я.
– Ты? – спросил Осферт.
– Это мы узнаем, – проговорил я. И оказался прав.
То, чего хотел Кнут Ранулфсон, мы выяснили в тот вечер, когда отец Катберт вернулся домой. Священника привез торговец пушниной – Катберт сидел у него в фургоне. Предупредила нас Мехраза – ее вопль.
Я был в большом амбаре, который даны не успели спалить, а мы стали использовать как жилой дом, пока не построим новый. Я наблюдал, как работники складывают из камней очаг, а услышав крик, выбежал наружу и заметил подскакивающий на кочках фургон. Мехраза вцепилась в мужа, а Катберт размахивал длинными костлявыми руками. Мехраза не умолкала.
– Тихо! – рявкнул я.
Мои люди выскочили вслед за мной. Торговец пушниной остановил фургон и при моем приближении рухнул на колени. Он сообщил, что нашел отца Катберта на севере.
– Господин, священник был у Беоргфорда, у реки, – сообщил купец. – Они швырялись в него камнями.
– Кто швырялся камнями?
– Мальчишки, господин. Дети баловались.
Выходит, Кнут направился к тому броду и там, скорее всего, отпустил попа. Длинная ряса Катберта была порвана и перепачкана, а бритый череп украшали багровые шишки.
– Как ты поступил с мальчишками?
– Просто разогнал, господин.
– Где он был?
– В камышах, лорд, у реки. Плакал.
– Отец Катберт! – воскликнул я, подходя к фургону.
– Господин! Господин! – Священник протянул мне руку.
– Он не может плакать, – сказал я торговцу. – Осферт, дай этому человеку денег. – Потом снова обратился к купцу: – Мы накормим тебя и приютим на ночь лошадей.
– Господин! – проскулил отец Катберт.
Я подошел к повозке и поднял попа. Тот был высоким, но на удивление легким.
– Стоять можешь? – спросил я его.
– Да, господин.
Я опустил священника на землю, придержал, потом отступил на шаг, давая Мехразе обнять мужа.
– Господин, – пробормотал он поверх плеча жены. – У меня послание.
Голос у него был такой, будто он плачет. Возможно, так оно и было, да только человек без глаз не может плакать. Тот, у кого вместо глаз две кровавые дыры, не льет слез. Ослепленный и хотел бы заплакать, да не выйдет. Кнут Ранулфсон выдавил ему глаза.
Тэмворпиг – вот где я должен был встретиться с Кнутом Ранулфсоном.
– Он сказал, господин, ты знаешь почему.
– И больше ничего?
– Ты знаешь почему, – повторил священник. – И ты совершишь благое дело и встретишься с ним прежде, чем истает луна, или он убьет твою женщину. Медленно.
Я подошел к двери амбара и вгляделся в ночь, но луна пряталась за облаками. Мне не требовалось видеть, как узок ее серпик. До новолуния оставалась неделя.
– Что еще он сказал?
– Только то, что тебе следует быть в Тэмворпиге прежде, чем умрет луна, господин.
– А насчет блага? – спросил я, теряясь в догадках.
– Заявил – тебе известно, что это значит, господин.
– Но мне неизвестно!
– А еще сказал… – медленно продолжил отец Катберт.
– Что?