— Ох, Ветта! — слышит девушка голос младшей сестры. — Ты даже не представляешь, кто к нам приехал!
Ветта бросает недовольный взгляд на Лукерью. Та, немного потупившись, протягивает ей свой носовой платок. Белый, чистенький, как и обычно. У Ветты носовых платков никогда не бывало. Если что, она обыкновенно утирала нос рукавом, а те платки, которые давала ей матушка, обычно очень быстро терялись.
— Очередной жених, — хмуро произносит Ветта, прижимая платок к разбитому носу. — Вроде, мы все это знали уже две недели как! А если ты мне ещё что-нибудь скажешь об этом — я тебя стукну.
Да уж, должно быть она выглядит отвратительно — в порванном платье, с которого посыпался жемчуг, в промокшей накидке с соболиным мехом, с растрёпанными запутанными волосами да ещё и с разбитым носом! Что же… Такой внешний вид в ближайшие несколько часов улучшить никому не удастся. Даже матушке, которая по этой части считала себя единственным достойным мастером на Леафарнаре. Даже завтра разбитый нос всё равно можно будет увидеть.
Чего уж там говорить — Ветта самая настоящая дурнушка. К тому же, плохо воспитанная дурнушка. И замарашка. Княжна уверена, что Лукерья никогда в жизни не испортила платье столь сильно — самое серьёзное, что та могла натворить, это капнуть случайно маслом во время обеда. А уж о Мерод или Евдокии и говорить нечего! Те даже маленькое пятнышко бы не поставили!.. Такие умницы-разумницы, что княжне порой становится тошно. И почему матушка не хочет сначала отдать замуж Евдокию? Та её точно не подведёт. Всё сделает, как надо. Как и положено любой благовоспитанной девице из княжеского рода. Вот только Ветта не любая и не благовоспитанная. Княжна едва заметно усмехается этой мысли.
Княжна сердится на младшую сестру. И зачем только та постоянно делает ситуацию только более противной? Как будто без этого Ветта не знает, кто к ним приехал! Как будто ситуация не повторяется каждый год уже тридцать лет подряд! Лукерья ведь прекрасно знает, как сильно Ветта раздражается, когда речь заходит о замужестве! Правда, пожалуй , думает несколько о другом… Ну и пусть. Какая разница, о чём думает Ветта, когда сердится на сестру за болтливость?! Неужели, так трудно просто помолчать? Ничего не говорить, не раздражать, не растравлять рану?
Лукерья, зная характер сестрицы (Ветта ведь и действительно ударить может, если ей что-то придётся не по нраву), решает ничего не говорить больше и, пожав плечами, поднимается наверх к себе в комнату. Что же… А теперь Ветта должна обязательно узнать, кто приехал. Пусть Лукерья думает, что угодно. Пусть считает, что знает, что в мыслях у её сестры. Это совсем не так. Ветта никогда не смирится с мыслью, что должна жить так же, как и все. Никогда.
И почему только матушке так важно было её замужество?..
Дверь в столовую отворяется, и в сени выходит высокий темноволосый мужчина, который кажется Ветте стариком. Не сказать, чтобы он был совсем стар — седина лишь чуть-чуть тронула его волосы, на лице не слишком много морщин, лишь едва заметные морщинки в уголках глаз и рта. Но какая-то тень в глубине его глаз даёт понять девушке, что он куда старше, чем хочет казаться — существуют ведь демоны, возраст которых практически ничем не ограничен. Её — Ветты — отец тоже был из них. Только вот он никогда не уменьшал возраст слишком сильно, следя за тем, чтобы внешность была неизменна на протяжении веков. Он старился так же, как и обычные демоны.
У матушки Ветты — она вышла следом за незнакомцем — застыло какое-то странное выражение на лице. Ни то страха, ни то почитания. Юной княжне оно совершенно не нравится. Мать никогда ни на кого не смотрела так. А этот мужчина… Он кажется Ветте странным. Если бы только девушка не спала, когда наставница объясняла ей и её сёстрам это, она смогла бы по вышивке на камзоле мужчины понять, к какому роду он принадлежит. А так — остаётся только гадать. Он больше похож на южанина, нежели на жителя северных или срединных земель. И на жителя Востока больше, чем на жителя Запада. Он достаточно богат. Это сразу видно по его одежде и по рукам, которые никогда в жизни не сталкивались с физическим трудом. И, кажется, довольно знатен — его лицо выражает высшую степень высокомерия, которое обыкновенно присуще лишь знатным родам. Какие знатные и богатые рода юго-восточного Интариофа Ветта знает? На Анкраминне мужчина этот не был похож. Да и четырёх братьев Анкраминне девушка прекрасно знала — их лица не сходили с портретов. Старший был главой армии Ибере, второй входил в Совет, третий был мужем самой императрицы, а младший был её другом… Фаррены служили Астарнам и почти поголовно были рыжими. И матушка не пустила бы ни одного из них на порог — она не слишком жаловала старину Киндеирна и не хотела бы, чтобы одна из её дочерей вышла замуж за кого-нибудь из сторонников «алого солнца». Ретимы? Или Грэйды? Скорее всего, этот мужчина относился к одному из этих двух родов, так как все остальные дома юго-восточного Ибере были довольно бедны. Кроме ещё одного, про который Ветта совершенно забыла. Она не помнит, как он называется. Впрочем, это уже не так важно, потому что матушка, кажется, к нему относится почти так же плохо, как и к Астарнам. Впрочем, пожалуй, из всех мужчин Ибере Ветта, наверное, выбрала бы Киндеирна Астарна — пусть он и взял себе недавно пятую жену, он далеко не худший вариант для певнской княжны. Во всяком случае, Киндеирн не покушался на свободу своих жён. Царевна Варвара ведь продолжила заниматься своими добрачными делами…
Южанин с интересом разглядывает Ветту. И та едва удерживается от того, чтобы не зашептать: «откажись», «убеги», «скажи, что я ни на что не гожусь»… Его тёмные глаза смотрят будто сквозь неё. И Ветте от этого становится немного страшно. Княжна хочет убежать. Вырваться обратно на улицу. И снова убежать в лес. Ступать босыми ногами по снегу, замёрзнуть хоть насмерть, но не возвращаться, не видеть больше этого страшного взгляда. Или спрятаться на чердаке со свечой в руке. На всю ночь. Прождать до тех пор, пока этот человек не уедет обратно к себе. Нормальные люди так не смотрят, хочется сказать девушке. Нормальные люди смотрят прямо в глаза.
— Она больше похожа на язычницу! — смеётся мужчина.
В его грудном голосе есть что-то отталкивающее. В этом певучем грудном голосе. Он растягивает звуки, слова, словно напевает их. Ветте хочется его ударить чем-нибудь тяжёлым, чтобы он больше не произносил ни слова. И пусть её после этого даже казнят — Ветта не будет сопротивляться. Этот мужчина похож на шейха из детской книжки, которую отец подарил Эшеру — тот всегда любил истории про приключения. Ветта же путешествовать совершенно не хотела. Ей куда больше хотелось навсегда остаться на родном уровне, никогда не покидая его даже на несколько дней. Но Эшер мог оставаться на Леафарнаре хоть целую вечность, а Ветту выдавали замуж. Какая всё-таки чудовищная несправедливость! Даже странно, что Евдокия и Лукерья хотят приблизить свою участь!
Всё, что хочется Ветте в данный момент — оттолкнуть этого мужчину и убежать в лес. В лесу она сможет спрятаться. Она всегда хорошо его знала — на охоту отец всегда чаще брал Ветту, нежели её братьев, так как они едва ли любили лес так же сильно, как и он сам. А Ветта любила.
Ветте хочется убежать… Почему-то от взгляда этого человека ей становится не по себе. И матушке, кажется, тоже. Так почему же княгиня Певн не прогонит гостя? Почему не скажет, что передумала? Неужели, она выдаст Ветту за старика? Он ведь совсем старик — стоит только посмотреть в его глаза, как это сразу станет понятно. Сама же всегда говорила, что это худшая участь, которую только можно представить для девушки. Неужели Ветта настолько сильно её утомляет? Неужели Ветта настолько сильно ей надоела? Девушка едва может в это поверить. Ей хочется закричать. И кого-нибудь ударить. Этого мужчину. Мать. Милвена. Сестёр. Всех.
— Вас это не устраивает? — почти испуганно спрашивает мать.
В её голосе столь много угодливости, что Ветте становится тошно. Кто был этот мужчина, чтобы так к нему относиться? Да будь он самим Киндеирном или Манфридом — всё равно не заслуживал бы такого отношения! Да будь он хоть кем — это был не повод лебезить перед ним, как будто бы это он был здесь хозяином! Ветта старается смотреть на него как можно более сурово и зло. Как только это умеет. Старается подавить все свои мысли о возможном побеге. Она должна быть смелой. Бесстрашной настолько, насколько это вообще возможно. Нечего его бояться. Пусть убирается, если ему что-то не по нраву. Пусть убирается. Ветта не будет держать его и минутой дольше. Пусть убирается к себе, на уровень, с которого пришёл. Главное, не понравиться ему… Впрочем, Ветта и не думает, что она может кому-то понравиться. И пусть этот мужчина совершенно не похож на нормального человека, княжне хочется верить, что он всё-таки не совсем идиот, чтобы решить жениться на ней. Тем более, приданное за ней давали не слишком большое — матушке нужно было выдать замуж ещё троих дочерей, а это стоило много денег.