Белое солнце Альджамала обжигает, и Актеон почему-то радуется этому. Ему кажется, что нет ничего слаще этих прогулок жарким днём. Нет ничего слаще этого восторга, что переполняет душу с каждым мгновением, проведённым в Аменгаре. Нет ничего прекраснее этого яркого белого солнца, которое ни на миг не покидает его за всё время прогулки. Тем более, что княжна в последнее время всё чаще ссылалась на дурное самочувствие и почти никогда не звала его в свои покои. Актеон чувствовал себя лишним во дворце. Лишним и одиноким. Ему не было места в этом семействе, не было места в этом дворце. Порой молодому князю казалось, что Дарар — златая темница, в которую каждый хочет его заточить. Куда свободнее Актеон чувствует себя, когда оказывается в Аменгаре. Куда свободнее, куда счастливее… В пустыне всё кажется таким простым, таким правильным, таким чистым, что наследному князю Изидор хочется проводить всё своё время там, а не во дворце, который давно кажется ему постылым и пошлым. Раньше всё было совсем не так. Совсем иначе. В Дарар Актеон возвращается уже почти под вечер. Он не слишком спешит во дворец, не слишком спешит возвращаться в свои покои, к сестре, которую дядя уже давно хочет выдать замуж и множеству родственников, из которых почти никто не любит Актеона. Когда солнце уже не находится над головой. Когда становится куда прохладнее. Он улыбается мысли, что кто-нибудь из родственников — двоюродных дядь и тёть — обязательно будет ругать его. Как же так, наследный князь — и почти всё время проводит в пустыне. Ему следует заниматься полезным делом, безвыездно находясь в Дараре. Ему стоит проверять счета, к которым ему никто не даёт притронуться, упражняться в стрельбе из лука или метании копья, что тоже почему-то большей частью родни почитается за не самые лучшие занятия для наследника рода. Актеон ненавидит оставаться в той части Дарара, которая теперь принадлежит именно ему, как наследному князю — только формально, так как большая часть князей Изидор не считает его одним из хозяев Дарара. Там он никогда не может найти покоя. Кто-то постоянно пытается отвлечь его, обуздать, заставить подчиняться правилам, которые они считают уместными… К чёрту их всех — и правила, и дядюшек, и тётушек. Пусть катятся в темницу к Киндеирну, если считают себя столь умными, чтобы диктовать свои законы!.. Сибилла же им не подчиняется. И Актеон не будет. В конце концов, думается ему, жить собственным умом не так уж и трудно, как об этом стараются говорить, если есть деньги и титул, а и того, и другого у Актеона хоть отбавляй. Можно поблагодарить Сибиллу, что с детства была обеспокоена его будущим. Она была единственным неравнодушным человеком из всех его родственников. Она была единственной, кто любил его после смерти матери — сестре всегда было не до него. Сестра всегда старалась выглядеть в глазах своих тётушек — Актеону порой совершенно не хочется думать, что они и его родственники тоже — как можно более прилично, старалась угодить им во всём, слушалась, делала так, как ей прикажут, старалась никогда не возражать… Актеон привык к тому, что сестра давно стала для него чужой — со смерти отца, который не слишком ладил с материнской роднёй. Впрочем, оно было вполне понятно. Изидор не были достаточно приятными людьми. На месте отца Актеон сам не слишком бы любил Изидор — князья были слишком тщеславны, слишком горделивы и спесивы. Они никогда не прислушивались к чувствам других, никогда никого не жалели. Для них существовали только законы чести, которые соблюдались со всей строгостью, но не было законов милосердия. Актеон порой чувствовал себя рядом с ними неуютно. Из всех людей в Дараре только Сибилла относилась к нему по-доброму. Только она не упрекала его в том, что Актеон сирота, и ему приходится жить на попечении у родственников. И именно Сибилла тогда решила сделать его наследным князем, пусть молодой человек и не был самым близким претендентом на этот титул. А теперь и она не хотела его видеть… Теперь и она не звала его в свои покои. Теперь и ей стала безразлична его дальнейшая судьба… Актеон не уверен, что ему вообще стоит возвращаться во дворец, если теперь жизнь будет течь так. Пожалуй, стоит остаться в Аменгаре навсегда. Во всяком случае, пустыня никогда не обманет, никогда не причинит боль, если только человек сам по глупости не причинит её себе…
Актеон возвращается в Дарар уже под вечер, и снова видит полный осуждения и презрения взгляд тётки Птолемы, что хотела в своё время сделать наследным князем своего сына. Этот взгляд уже кажется ему привычным. С того самого дня, когда Сибилла объявила Еона наследником, многие родственники стали относиться к нему ещё хуже, чем раньше. Обиднее всего было то, что Юмелия — сестра — была на стороне тётки Птолемы и остальных. Впрочем, обращать внимание на тётку кажется ему недостойным. Подумаешь, что там считает эта выжившая из ума старуха!.. На подобных людей не стоит даже смотреть лишний раз, не то что — думать, что у них в голове. Птолема, Юсуфия, Юмелия, Мирьям, Айгуль и многие другие женщины из рода Изидор ненавидели всё, что происходило не так, как им хотелось. Впрочем, Сибилла тоже была из числа этих женщин. Должно быть, у Маликорнов или Итиноссов всё было иначе, но Изидор уже привыкли к подобному. И Актеону порой кажется, что в женской части Дарара интриг и крови куда больше, чем в мужской. Возможно, пренебрежение Юмелии родным братом было вызвано как раз этим — она не хотела, чтобы многочисленные тётушки и кузины накинулись на неё. Впрочем, Актеону вряд ли может стать от этого хоть чуточку легче. Порой, наследнику кажется, что он ненавидит Изидор так же сильно, как и их врагов. И, возможно, хоть это и было неправильно до одури, Актеон находит и в этом свою прелесть. В конце концов, это придавало его жизни необходимую горечь. Без горечи же невозможно почувствовать и сладости, и счастья, и свободы…
Наследный князь неторопливо — спешка у Изидор не в чести, они же не какие-то сумасбродные Астарны — слезает с коня. Азур устал за этот день, и, вероятно, завтра Актеону следует взять из конюшни Ештара, а Азуру дать отдохнуть подольше. Конюшни Дарара не так хороши, как у Киндеирна или Филиппа, или Лоранда, но наследный князь уверен, что подобная мелочь будет легко устранима, если только ему удастся привить Сибилле любовь к конным прогулкам. Нарцисс Изидор больше любит ходить пешком, а наследная княжна Мадалена больше любила верблюдов, чем лошадей.
Мадалена была старше его почти на пятьдесят лет, и наследной княжной стала несколько раньше. Она почти не жила теперь в Дараре, предпочитая собственное поместье — Фелистену, что находилась почти на границе с уровнем Реветт, считавшимся южной границей подданства Феодорокис. Мрачнее Фелистены Актеон дома ещё не видел на своём веку. Мадалена не собиралась жить по правилам Сибиллы или по правилам остальных Изидор. Она жила в стороне ото всех. Её не трогали беды её рода, не трогали радости — она была изгоем для Изидор. Даже большим, чем Актеон. Она даже одевалась иначе, чем остальные девушки. Забавно… Мадалену даже прозвали «Фелистенским прокурором» за её честность, за её правдолюбие, которые так мешали тётке Мирьям, что приходилась Мадалене матерью. Она была известна во всём Ибере, как сенатор и как прокурор. Актеону казалось, что хотя бы за это её стоит уважать — она не боялась пойти против всей вселенной, если считала свою позицию правильной. Они с Сибиллой были похожи больше, чем кто-либо мог вообразить. Просто наследная княжна боролась со всем миром за правду, а великая княжна — из принципа, чтобы доказать что-то всему Ибере. И всё-таки Актеон считал выбор Нарцисса — наследную княжну выбирал именно он — вполне неплохим. Мадалена, быть может, не была столь эпатажной, как Сибилла, но была столь же гордой, столь же стойкой, и силы в ней было куда больше, чем хотелось представлять князьям Изидор или кому-нибудь ещё с Ибере, чем возможно было представить. Мадалена была куда больше достойна быть наследной княжной, нежели кто-то из её кузин. Она, по крайней мере, хоть что-то из себя представляет, даже когда обходится без помощи рода. И, пожалуй, только она из нынешнего поколения Изидор смогла бы возглавить род. Только она могла бы справиться с этими горделивыми, взбалмошными людьми. И, пожалуй, за это князя Нарцисса стоит поблагодарить. Хорошо, что он выбрал её, а не Айгуль или Юсуфию.
Должно быть, заставить великую княжну полюбить конные прогулки не будет слишком трудно — Сибилла Изидор любит развлечения почти так же сильно, как и власть или плотские удовольствия. Должно быть, Актеону удастся сделать это довольно скоро — когда княжна в очередной раз заскучает. Сибилла скучала всегда примерно раз в два-три дня. И тогда все силы череды её любовников были направлены на её развлечение. Однако, Актеону приходит в голову эта мысль только сейчас, возможно теперь всё станет несколько труднее. Теперь вот-вот должна начаться война — Киндеирн собирает войска на Сваарде, Малус — на Шайве, а Филипп Феодорокис — на Герведе. Сибилла же не так давно созвала глав всех родов, что служат княжескому дому Изидор, всех своих вассалов. Актеон не был на том собрании. Сибилла не позвала его. Как не позвала никого из рода. Княжна всё стремилась сделать сама. И никто не посмел возразить ей в тот день. И в последующие — тоже. Она была главой рода, и если Нарцисс Изидор не возражал ей, то остальные и подавно не имели этого права. Это была в первую очередь война самой Сибиллы. Нельзя было оспаривать её решения, нельзя было противиться ей в чём-либо. Возможно, конечно, это должно было показаться странным, но Актеон уже давно приучил себя к мысли, что ни в коем случае не стоит удивляться тому, что делает его род. На удивление придётся потратить много времени и сил, а ни того, ни другого у наследного князя обыкновенно нет в достаточном количестве. В доме князей Изидор всё происходящее следует воспринимать как должное. Как что-то совершенно обыкновенное и обыденное. Тогда не будет никаких проблем. Во всяком случае, лишних проблем. А Актеон совсем не любитель попадать в неприятные или скользкие ситуации.