Насчет «конунга хольмгардского» он малость загнул. Не было у него в Новгороде власти конунга. Да и сама новгородская пятина никак не тянула на королевство. Однако у скандинавов хвастовство – дело обычное.
Сигурд оглядел застывших в отдалении гридней Владимира.
– Невелико твое войско, конунг Владимир, – заметил он. Имя князя он произнес на свой лад «Вальдамар». – Даже для ярла оно маловато.
– Я – на своей земле, – князь шевельнул плечами, облитыми поверх меховой поддевки маслянистой чешуей панциря. – Кого мне бояться? И войско мое не так уж мало… – Тут Владимир сделал многозначительную паузу, а потом добавил со значением: – Однако в хирде моем всегда найдется место для хороших воинов. Таким – и почетное место за столом, и пара серебряных марок для кошелей.
Предложение было сделано. Сигурд задумался, но результат был Владимиру известен. Он заранее знал: Сигурд и его люди пришли в Гардарику наниматься на службу. Что еще им тут делать зимой?
– По четыре марки в год – моим людям, – сказал Сигурд. – Мне – десять. И всем – прокорм. Когда и сколько – обсудим позже.
Владимир кивнул:
– Договоримся.
Сигурд неторопливо отстегнул от пояса ножны с мечом и передал их младшему. Тот аккуратно положил их к ногам Владимира. Лунд, в свою очередь, поднял и передал их князю.
Владимир не удержался – вытянул клинок из ножен. Хороший клинок. Ухоженный, отполированный, лоснящийся от масла.
Князь вернул меч в ножны и вернул хозяину. Сигурд принял с поклоном.
Всё. С этого мгновения он – хёвдинг Владимира. Вернее, его боярин, поскольку его вождь – не конунг скандинавский, а новгородский князь.
Строй викингов распался. Их Владимир тоже оценил. Отметил, что у каждого на поясе – меч. То есть все они небедные и, очевидно, достаточно опытные воины. Неплохое приобретение. Дядька Добрыня одобрит.
А теперь самое время перекусить и выпить. Любопытно, хороши ли собой дочки огнищанина Ходьи? Издали и не разглядеть толком.
Лунд сделал знак – Владимировы гридни попрятали оружие и заторопились к кострам.
Вопрос – кому принадлежит отбитое у чудинов – более не поднимался. Все будет поделено по закону. И каждый получит свою долю. Только дочек придется вернуть отцу. Впрочем, оно и к лучшему. Если эти девки – товар, то трогать их нельзя. Непорченые стоят впятеро дороже. А коли все равно отцу возвращать, так не порожними же…
Глава 3
Великий князь Ярополк Святославович
Киев.
Лето 975 года от Рождества Христова
Великий князь киевский Ярополк Святославович потер пальцем верхнюю губу, словно проверяя: не появились ли на ней пышные варяжские усы? Усы не появились. Только темный пушок. Поди ж ты: воевода Артём лишь на несколько лет старше, а лицом – истинный зрелый муж. Суровый, красивый. И усы – ниже подбородка. А у великого князя щеки гладкие и румяные, а губы пухлые, как у девицы. Досадно. И то что подобные мелочи огорчают – тоже досадно. У великого князя киевского должны быть и досады великие. А тут…
Может, дело в том, что окружают Ярополка столь славные мужи, отцовские витязи и воеводы, повидавшие дальние земли, повоевавшие множество народов? А он, Ярополк, сиднем сидит в Киеве… И не хочется ему из Киева никуда уезжать. А править можно и отсюда, из терема на Горе. Как бабка Ольга правила…
Только и здесь, в Киеве, кто-то ищет его жизни. Почему? За что? Ведь так усердствует Ярополк, чтобы всем было хорошо! Старается никого не обижать, жить мирно, по-христиански…
Великий князь поглядел на мрачное лицо воеводы. Артём еще ничего не сказал, но Ярополк уже все понял.
– Ничего ты не узнал, – с огорчением произнес князь.
Артём молчал сокрушенно. Князь был прав.
– Хотя другие тоже ничего не проведали, – продолжал Ярополк. – Даже Блуд. А уж как хвалился боярин, что ему в Киеве каждый чих ведом.
Артём вновь промолчал. Не нравился Артёму Блуд. Всё казалось ему, что не о Киеве и князе радеет моравский боярин, а о собственной выгоде. Многое из того, что известно Блуду, дальше Блуда не идет.
Но не станет же киевский боярин таить сведения о покусившемся на Ярополка?
Или – станет?
В дверь княжьей горницы поскреблись.
– Ну что там? – громко произнес Ярополк.
– Сотник любечский Горомут – к великому князю! – сообщил отрок.
– Пусть заходит, – разрешил Ярополк.
Любечский сотник Горомут – из бывшей Ольгиной дружины, доставшейся по наследству внуку.