— Вот посмотрите. — Она показала на запись — «Джеймс Уорсдейл. Дублинская национальная галерея»
— Все правильно, вы в той самой галерее, где выставлены его работы. Но самого его тут нет.
Донна покачала головой, сильно озадаченная услышанным. К тому же она была смущена тем, что так опростоволосилась.
— Извините, — сказала она и повернулась, собираясь уйти.
— Погодите, — остановил ее молодой человек. — Надеюсь, у вас найдется минут пять свободного времени. Вы пришли, чтобы посмотреть работы Уорсдейла. Позвольте же мне показать вам их, это самое малое, что я могу сделать.
Она заколебалась, затем слабо улыбнулась
— Пять минут? — повторила она — Я чувствую себя такой идиоткой.
— Напрасно. Вы не первая, кто приходит сюда, ничего не зная о Джеймсе Уорсдейле.
Молодой человек вышел из-за стойки справочного бюро, его место занял один из его коллег. Он подошел к Донне и жестом пригласил ее следовать за собой. Ее вновь поразила его красота и свободные, непринужденные манеры.
— Гордон Махоуни, — представился он.
— Донна Уорд. Давно вы здесь работаете?
— Шесть лет. Знать, чьи работы здесь выставлены, весьма полезно. Посетители всегда задают вопросы.
— Но не всегда ищут самого художника.
Махоуни усмехнулся.
— Почему именно вас интересуют работы Уорсдейла? — спросил он, проводя ее мимо туристов, студентов и других посетителей.
— Потому что им интересовался мой муж, — ответила она с легкой печалью в голосе.
— Он здесь, с вами?
— Он умер.
— Извините, — поспешно сказал Махоуни. — Он что, интересовался малоизвестными ирландскими живописцами?
— Именно к таким вы и относите Уорсдейла?
— Он не был одним из наших прославленных живописцев. Хотя, может быть, он и не заслуживает такой уничижительной оценки, как «малоизвестный».
Они поднялись по лестнице на следующий этаж. Махоуни шел быстро, время от времени оглядываясь на Донну. Наконец он остановился и широким жестом показал на висящую на стене экспозицию.
— Вот кое-какие из работ Джеймса Уорсдейла.
Донна стояла, глядя на экспозицию, в то время как ее гид рассказывал ей о каждом полотне по очереди. Картины — пейзажи, портреты и натюрморты — были довольно заурядные. Она не видела в них ничего, что могло бы заинтересовать Криса. Сама она мало что смыслила в искусстве и не могла оценить полотна. Они казались ей хорошо отделанными, но посредственными. Что же, черт возьми, могло привлечь к ним внимание ее покойного мужа?
— Чего же искал ваш муж? — спросил Махоуни.
Донна только пожала плечами, переводя взгляд с полотна на полотно.
— Честно сказать, я не знаю, — спокойно ответила она. — Это все его картины?
— Все, что у нас есть. Почти все. Есть еще одна в запаснике. — Он улыбнулся. — Она всегда хранится в запаснике, хотя это, может быть, самая интересная его вещь. Но тема делает ее — как бы это сказать — нежелательной для всеобщего обозрения.
— На ней изображено что-то непристойное? — спросила она. Махоуни рассмеялся.
— Да нет же, ничего подобного.
— Почему же ее никогда не выставляют?
— Для этого есть кое-какие препятствия.
— Пожалуйста, покажите ее мне, — попросила она.
Махоуни заколебался; его обворожительная улыбка поблекла.
— Не знаю. Вероятно, мне не стоило об этом упоминать. — Он оглянулся, словно опасался, что кто-то подслушивает их разговор.
— Это может иметь важное значение, — настаивала она.
Наконец он кивнул.
— Хорошо. Пойдемте.
Глава 39
Галерея оказалась совсем не такой, какой представлялась Донне. Она не была заполнена суровыми стариками и старухами, придирчиво осматривающими картины; атмосфера в здании стояла не угрюмая, давящая, как она полагала, а радостная, приподнятая. Сам Махоуни ничуть не походил на тот образ сотрудника галереи, который сложился в ее воображении. Он был чересчур молод и полон жизни для работы, предназначенной, как она считала, для людей с накрахмаленными воротничками, неулыбчивых и чопорных. Все ее прежние представления оказались опрокинутыми.
Не составлял исключения и запасник. Она представляла себе каморку, наполненную завернутыми в запыленную ткань картинами, где стоит затхлый запах старых полотен и тлена. Но оказалось, что это хорошо проветриваемая комната, ярко освещенная лампами дневного света и приятно пахнущая освежителем воздуха. Здесь с помощью кондиционеров постоянно поддерживалась ровная температура, необходимая для наилучшего сохранения картин. В тишине слышалось только тихое гудение кондиционера, стоявшего на картотеке.