Подлинная проблема для переводчика, сказал он, завершая речь, заключается не в дистанции между языками или мирами; это — не арго, не неопределенность, не музыка. Истинная проблема — это молчание языка, и я не устану бороться с глупцами, которые думают, будто текст приобретает тем больше значения, чем меньше он поддается переводу; я всегда буду бороться с теми, сказал Наум, кто считает, что книги похожи на изделия из хрусталя, потому что перевести можно все, кроме молчания, которое хранит книга. Для этого молчания перевода не существует.
Наум завершил свое выступление и быстро вышел из зала, не дожидаясь вопросов. На трибуне остался лист, который он так внимательно изучал, чтобы затем отложить в сторону. Я подошел, чтобы прочесть, что там написано. Лист был практически чист, за исключением нескольких пометок зелеными чернилами, которые образовывали непостижимое созвездие.
XV
Еще в коридоре я услышал стук пишущей машинки. Я заглянул в зал «Империя» и увидел Химену, которая сидела в одиночестве на сцене и печатала двумя пальцами.
Я уселся в последнем ряду. Прошла минута, прежде чем она поняла, что уже не одна, и тогда она заговорила, даже не посмотрев в мою сторону, демонстрируя тем самым, что все это время знала о моем присутствии.
— «Неподвижность»: после «п» — «о» или «а»?
— «О».
— Вообще-то я не безграмотный бездарь. Но иногда забываю некоторые слова.
Я задумался насчет своей орфографии. И сказал ей, что у меня другая проблема: я не забываю слов, но знаю их слишком много.
— Рауач разрешил мне пользоваться этой машинкой при условии, что об отеле не будет сказано ни единого плохого слова.
— Ты пишешь комментарий к выступлению Наума?
— Нет, это красочные заметки.
— Красочные?
— Ну, атмосфера после внезапной смерти. Мысли и подозрения очевидцев. Подслушанные на ходу разговоры. А кто эти двое, которые сегодня приехали?
— Высокий и толстый — это доктор Бланес, невропатолог, который работает в областной больнице. Второй — его пациент, Мигель. Бланес был очень уважаемым врачом, пока не приобрел привычку ездить в сопровождении своих пациентов на телевизионные передачи. Он принимал участие в шоу, вроде тех, в которых участвуют гипнотизеры, но с непредсказуемыми результатами.
— А что он делает на этом конгрессе?
— Лет десять назад он опубликовал книгу «Неврология и перевод», исследование пагубных последствий переводческого ремесла и негативных воздействий на мозг постоянной работы с иностранными языками. Я так думаю, Кун поэтому его и пригласил.
Химена сделала кое-какие пометки в своей записной книжке; обвела некоторые слова в кружочки, направив стрелки к полям. Я рассказал ей, что автомобиль Бланеса сорвался с дороги, что это был зеленый «рамблер» и что это мы привезли врача и его пациента на нашем микроавтобусе. Химена как журналистка могла бы использовать эти детали. Она вернулась к сражению с пишущей машинкой.
Пока я шел по коридору, я слышал медленный стук машинки, который сопровождался биением пульса у меня в висках.
Я снял ботинки и прилег на кровать. У меня в голове проносились неясные видения, связанные с природными явлениями: приближающая гроза, подводные течения, ужасная эпидемия, мор среди морских животных.
Я встал и обулся в старые теннисные туфли, чтобы прогуляться по пляжу. В холле я встретил других переводчиков, которые пригласили меня составить им компанию; я ответил, что предпочел бы погулять. Анна беседовала с девушкой-переводчицей, которая работала в одной из газет Буэнос-Айреса. Я взял ее под руку и, не слушая возражений, увлек наружу.
Дул юго-восточный ветер — холоднее, чем накануне. Было четыре часа дня, но небо над Порто-Сфинксом уже темнело.
— Далеко не пойдем, — сказала Анна. — Через полчаса выступает Бланес.
Мы осмотрели прилавки сувенирных лавочек: птичьи перья с надписями на экологические темы, местные сладости, пепельницы с изображением пингвинов. Я хотел купить что-нибудь Елене, но решил подождать, пока не останусь один.
Мы прошли вдоль фасада муниципального музея. Металлическая табличка сообщала, что он закрыт на непродолжительный ремонт. Табличка, уже покрывшаяся ржавчиной и потерявшая свой цвет от многомесячной непогоды, болталась на перекрученной проволоке.
— Ты Рину не видел?
— Нет.
— Что-то с ней происходит. Она ни с кем не разговаривает, всех избегает. Сегодня она должна выступать, но Кун сказал, что она пока этого не подтвердила. А что там за люди?