Щеки Мэрилин вспыхнули.
– Ваша двоюродная бабушка была известна тем, что помогала людям. Она говорила, что, когда умрет, сюда приедете вы.
Какая-то бессмыслица.
– Последний раз я видела Айрис, когда мне было тринадцать лет, и ничего такого она не говорила.
– Не стреляйте в вестника, – бросила недовольно Мэрилин. – И вообще-то, вам стоило бы проявить больше благодарности. – Она сделала широкий жест рукой. – В конце концов, Айрис оставила вам свой дом.
– Здесь что, все в курсе моих дел?
– В Пендлфорде? Конечно.
– Да поможет мне бог. – Гвен подняла глаза к небу.
– Что ж, похоже, меня здесь видеть не желают, – вздохнула Мэрилин и начала подниматься.
– Не уходите. Извините, если была груба. Я просто немножко запуталась. – И испугалась. Гвен перевела дух. – Вы можете рассказать мне, какого вида помощь оказывала моя бабушка?
Мэрилин устроилась поудобнее. Лицо ее сочувственно смягчилось.
– Вы действительно не знаете?
– Я действительно не знаю, – сказала Гвен, хотя кое-какие подозрения уже появились. Потайная комната с какими-то баночками. Странные звуки. Кот. Странности бабушки Айрис. И все указывало на то, что репутация семейства Харперов как чудных вовсе не забыта.
– Она была колдуньей.
– Извините? – Гвен надеялась, что ослышалась.
– Она помогала с разными вещами. – Мэрилин пожала плечами. – К примеру, когда куры переставали нестись или простуда долго не проходила. У нее от всего было чудесное средство.
– Вы имеете в виду гомеопатию? – Пожалуйста, пусть это будет гомеопатия, а не карты Таро.
Лицо Мэрилин просветлело.
– Конечно. Люди всегда используют гомеопатию или рефлексологию. Бывает, втыкают иголки в те места, где болит. То же и Айрис делала.
– И вы ей платили?
Мэрилин погрустнела.
– Не подумайте, что я не пыталась. Но она не брала.
Это дело другое. У Глории был свой, распечатанный ценник. Гвен поднялась и помешала соус. Размеренные движения успокаивали, и ей не нужно было смотреть на Мэрилин Диксон с ее голубыми глазами навыкате и решительным подбородком.
– Но я никогда не забывала, что в долгу перед ней. Денег она не брала, но каждый знал, что придет время и она попросит тебя о чем-то.
О’кей. Хватит этой ерунды. Рука с мешалкой задвигалась быстрее. Помочь этой женщине Гвен не могла. Она не смешивала, не готовила снадобья, не составляла заговоры и даже не давала советы. И не собираюсь это делать.
Гвен повернулась к Мэрилин.
– Извините, но я не уверена, что могу чем-то вам помочь. Я не Айрис.
Уже выходя из комнаты, Мэрилин оглянулась и смерила Гвен оценивающим взглядом.
– Нет, вы не Айрис. – И с этим она ушла.
Глава 3
Гвен съела пасту и выпила стакан вина, но легче не стало. Мэрилин Диксон. В самом имени было что-то странно знакомое. Наперекор здравому смыслу она снова взяла блокнот и раскрыла его наугад. Удивительно – и даже немного тревожно, – но запись на открывшейся странице касалась именно Мэрилин. Блокнот как будто старался помочь ей, избавить от лишних поисков.
Снова приходила Мэрилин Диксон. И опять насчет сухих пятен на щеках. Эта женщина видит проблемы там, где их нет. Я дала ей розовую настойку от нервов и сказала, что кожа у нее станет, как у четырнадцатилетней девушки.
Гвен захлопнула блокнот и положила его в хлебницу, чтобы больше не видеть. Тогда и соблазна читать не возникнет. Ей нужно оставаться сильной. И ни во что не влезать.
К тому же она в долгу перед Лили Томас за запеканку и суп, и внутренний голос подсказывал, что пакетиком печенья в Пендлфорде по долгам не рассчитываются. Упрямо игнорируя звучащую из хлебницы соблазнительную песнь сирен, Гвен испекла пару фруктовых кексов, пропылесосила в гостиной и взбила тощие подушечки на софе. Лучше от этого не стало, и даже кот никак не находил себе места. Сначала он потребовал, чтобы его выпустили, потом, буквально через минуту, попросился назад. К десятому раунду Гвен поняла, что теряет терпение.
– Ради всего… – Она распахнула дверь, морально приготовившись к серьезной беседе, в результате которой бродяжка должен был понять, сколь неблагоразумно сердить ту, которая дает ему стол и дом. – О…
– Только не оставляйте меня на холоде – я встречу здесь свою погибель. И, кстати, вы выпускаете все ваше тепло. – Человеку, произнесшему эти слова, было по меньшей мере лет сто, и лицо у него было мятое, как использованная салфетка.