Язык цветов
пурпурный гиацинт - предчувствие расставания; мальва - просьба о снисхождении, надежда на прощение; алая гербера - намёк на тайную духовную связь; незабудки - символ верности и постоянства; клевер - признательность за счастье, что вы дарите; ромашка - просьба не оставаться равнодушным к чувствам дарителя; жимолость - привязанность, щедрость и великодушие; колокольчики - смирение и покорность; красные розы - всепоглощающая страсть и любовь; мак - вечный сон или смерть.
1 Впервые они столкнулись в Томпкинс-сквер-парк у памятника Самюэлю Коксу в последних числах сентября. На тот момент у него было уже более двух сотен жертв, убитых самым изощрённым способом, и почти столько же пропавших без вести. Одно из последних громких дел - массовое убийство на вечеринке по случаю выпускного в доме капитана школьной футбольной команды в Ричмонде. Собрался почти весь выпуск, даже те, кто в былые времена обходили подобные мероприятия стороной. К утру все присутствующие были развешены по дому, как рождественские гирлянды. Он страстно любил путешествовать, но вместо того, чтобы по примеру других туристов делать памятные селфи на фоне известных исторических зданий и дегустировать национальные блюда в ресторанах, предпочитал оставлять несмываемую память о себе в каждом приглянувшемся ему городе. Нью-Йорк должен был стать финальным аккордом его путешествия по Штатам со всеми вытекающими из этого последствиями. Вопреки тем домыслам, что писали в газетах, он не стремился к тому, чтобы убивать десятки людей за один раз. Какой же, должно быть, сенсацией стала бы информация о том, как именно он выбирал своих жертв. Этот принцип, будь он известен широкой общественности, непременно послужил бы основой для сюжета неплохого детектива, права на экранизацию которого можно было бы выгодно продать каналу вроде «Би-Би-Си». Ему нужно было встретить свою жертву дважды. 2
Она шла прямо на него, уткнувшись носом в экран телефона и обновляя ленту в твиттере. В последний момент столкновения всё же удалось избежать, Эмма - так её звали - лишь несильно задела высокого худого мужчину плечом, из-за чего он расплескал свой кофе из «Старбакса». К счастью для неё, подобные конфузы не могли вывести его из себя. С облегчением и любопытством Эмма наблюдала за его мягкой улыбкой и изящными движениями, не подозревая, кому именно она умудрилась попасться на глаза. А позже сама Судьба сыграла свою леденящую сердце мелодию - он заметил её в цветочном киоске, где она подрабатывала после дневных занятий, ухаживая за комнатными цветами и собирая букеты. Когда он вошёл внутрь, медленно расстёгивая пуговицу на своем идеально скроенном пиджаке, Эмма подписывала картонную карточку для своей тётушки.
Это всё, что осталось после её таинственного исчезновения: карточка с поздравлением и скромный букет пурпурных гиацинтов. 3 Гиацинты он дарил ей каждый раз, стоило им оказаться в новом городе, каким бы захолустным тот ни был. Веточку мальвы - после очередной вылазки, словно извиняясь за своё долгое отсутствие. Одну алую герберу - на годовщину со дня её исчезновения. И охапку незабудок - после каждой попытки побега. А на каждый день - то клевер в кружке, то ромашка, то веточка жимолости прямо во вмятине на подушке от его головы. Он никогда не делал ей больно. Даже в тот момент, когда она добровольно согласилась на это, когда так было заведено самой природой, Эмма не чувствовала ничего, кроме страха, тяжёлого аромата мужского парфюма, переплетённого с ненавязчивым запахом колокольчиков, и его почти обездвиживающего магнетизма. Он обволакивал её, медленно и незаметно учил обходиться без всего, кроме него самого. Только иногда она ощущала боль - в те редкие минуты, когда он разрешал ей смотреть ему в глаза. Они всегда были полны печали и раскаяния. Когда её единственная близкая родственница скончалась от инфаркта, так и не дождавшись каких-либо новостей о судьбе пропавшей, Эмма стала ежедневно получать незабудки. Они были старомодно вплетены в её волосы поутру, разбросаны по подоконнику очередной гостиницы, где они останавливались на некоторое время; она даже находила маленькие цветки в чае, и в этом жесте видела зловещее обещание владеть ею до конца её дней. Он часто предоставлял ей возможность для побега, время от времени внезапно исчезая, дабы насытить свою жаждущую натуру очередным жертвоприношением, и первое время Эмма послушно принимала его молчаливое приглашение. Он находил её, где бы она ни скрывалась, и, казалось бы, совсем не злился. Гораздо позже она узнала, что перед тем, как перехватить её на дороге или обнаружить в каком-нибудь мотеле, он жестоко расправлялся со всеми, у кого она имела глупость попросить карту, денег или ночлег. В следующий раз она отправилась прямиком в полицию. Тогда он впервые серьёзно разозлился - всё бил и бил кулаком по стене с облупившейся краской по левую сторону от её головы, пока кровь от растерзанных тел местного шерифа и его помощника не добралась до носков её туфель. Раньше Эмма никогда не видела, как он убивает. Его рука была разбита. Внезапно подавшись вперёд, он надавил ребром ладони на её губы, заставляя открыть рот. Пальцами другой руки впился в шею, не позволяя увернуться. Вязкое, солёное, с металлическим привкусом - его сумасшествие медленно и неотвратимо проникло внутрь. Ещё неделю после случившегося она собирала гербарий из засушенных цветов, что теперь доставались ей в дар вместо живых. Позже, в приступе ярости Эмма выпотрошила их и швырнула ему в лицо, выразив своё отчаяние и глубочайшее несчастье - он поступил также с её жизнью. Больше Эмма не пыталась бежать. Она не хотела, чтобы люди умирали по её вине. Тем не менее, она стала смелее и настойчивее, изо всех сил стараясь сделать так, чтобы его взор был прикован исключительно к ней. У неё получалось, всё чаще он упускал из виду своих потенциальных жертв, которым не повезло единожды где-либо столкнуться с ними и привлечь его внимание. Всё чаще на постели стали появляться красные розы. И всё чаще она видела на его лице и в его словах отпечатки человеческих чувств. Однажды, когда она металась под ним, взмокшая и разгорячённая, хватая ртом сгустившийся воздух, он назвал ей своё имя, чтобы её крики могли оформиться во что-то определённое. То была величайшая откровенность с его стороны. Одно слово, два слога. Она повторяла это имя про себя так часто, что временами оно казалось совсем чужим, словно и не принадлежащим ему вовсе. Эмма знала, что теперь, даже если она решится убить его, он всё равно не исчезнет. Он был внутри. И ей придётся жить с этим. Вскоре он лишился покоя - почти перестал спать, неохотно ел, был отстранён и холоден, а его усталый взгляд оживал лишь тогда, когда им случалось долго находиться в обществе незнакомых людей. Время пришло. Он жаждал нового убийства. И ей было не под силу заглушить этот зов. Это случилось в одном нищем городке на юго-востоке штата Канзас. Он заманил молодую семью в одно обветшалое здание на окраине, где уже было заготовлено всё оборудование для дальнейших пыток. И где он ждал их сам. Накануне Эмма, словно сама не своя, почти кидалась на него с кулаками, ведомая тревожными предчувствиями и ненавистью за то, что она стала так зависима от него. Ему было приятно, он не скрывал этого. Жестом призвав к молчанию, он коснулся большим пальцем её нижней губы, на которой чуть больше года назад, при первой встрече, заметил небольшую ранку, что, по его собственным словам, растревожила нечто внутри него. Впервые за много лет он не ждал повторной встречи. Он организовал её сам. С тех пор губы Эммы были всегда припухшими и искусанными. А потом он ушёл. Там в заброшенном доме одна из опорных балок над его головой треснула и потянула за собой ветхую деревянную конструкцию. Он рванулся было вперёд и почти успел, но балка сломалась и впилась в его позвоночник, разорвав внутренности. В этот момент, сидя на кровати в их номере и бездумно перещёлкивая телевизионные каналы, Эмма почувствовала знакомый привкус его крови у себя во рту. Спустя мгновение её вырвало. Он был мёртв. Она знала это ещё до выпуск