— В Юрьевец, — усмехнулась женщина. — Сами приехали. Добровольно. А зачем?
— По жене соскучился, — отозвался Велемир, впервые, наверное, отчетливо осознав, какой метафизический зов привел его в этот городок на Волге. — По ее лицу, голосу. Языку, — добавил он, немного помолчав, и пошел к раковине, наливать воды в чайник.
Но жидкости в кране, конечно, никакой не было. Из него даже ржавой капли не выпало. В конце концов мужчина просто от злости открутил вентиль и, не зная, куда его бросить, сунул себе в карман.
— Забыла предупредить. Можно и не манипулировать, — посочувствовала женщина. — Сегодня же пятница, тринадцатое, всегда так.
— А в другие дни?
— И в другие тоже.
Тогда кой хрен — пятница или средовторник? Тринадцатое или сорок седьмое?
Катерина не ответила, виновато пожав плечами, словно это она накануне выпила всю воду.
— «Манипуляция» в переводе с латыни — это «пригоршня», — заметил Велемир, вынимая из сумки термос. — Мы все время ладонь в надежде тянем, а им, манипуляторам, только того и надо. Посмеиваются лишь. Пошли.
— Куда?
— К роднику вашему! Жажда. Ну и чаек поставим. А там подумаем, как дальше быть. И что делать.
Мужчина пропустил ее в коридор, запер дверь. Ключ был величиной с перезрелый огурец, да еще с железной култышкой на цепочке; все это весило не меньше килограмма. Должно быть, от древних ворот Юрьевца. Уже сделав несколько шагов по коридору, Велемир на всякий случай вернулся и толкнул дверь. Она открылась.
— Замок снаружи не запирается, — пояснила Катя. — Впрочем, изнутри тоже. Это все так, антураж. Да вы не бойтесь, у нас воровства нет.
— Идиотизм какой-то!.. — пробормотал мужчина. — Ключ-то тогда зачем?
— А как же иначе? Для порядка.
— Какой же «порядок», если это форменный кавардак?
— Целая пригоршня манипуляций и декораций, — охотно и даже как-то весело согласилась женщина.
— А если дети забегут и разобьют что-нибудь?
— Они только по коридору носятся.
Будто в подтверждение ее слов откуда-то с лестничного проема высыпала армада ребятишек — от пяти до десяти лет — мальчики ли, девочки — сразу и не поймешь. Растрепанные, полуодетые, кто в одном тапке, а кто сразу в трех, потому что лишняя зажата в кулачке и ее используют как мухобойку — по затылкам, с криками и визгом. Досталось мимоходом и Велемиру, а нечто с косичкой врезалось ему головой в живот. Катерина благоразумно прижалась к стенке. Весь этот смерч промчался в конец коридора, развернулся и с тем же шумом понесся обратно, падая, перекатываясь и тут же поднимаясь вновь на прыгучие ноги.
— Днем, говоришь, более спокойны? — полюбопытствовал мужчина, подбирая с пола выпавшего из торнадо железного солдатика. Положил его в карман, к вентилю и ключу. — А куда мамаша смотрит?
— Она мужа ждет. Он должен вот-вот приехать. Извелась вся.
— А нельзя ждать как-то потише?
— Может, можно. Просто она давно ждет. Дети совсем от рук отбились. Без отца-то.
— А где он?
— А кто ж знает.
— А почему она, черт возьми, здесь ждет, в гостинице, а не где-нибудь в другом месте, у себя дома, к примеру?
Велемир понимал, что разговор этот становится все более бессмысленным, поэтому даже не удивился ответу Катерины:
— А здесь велено.
Все его расспросы утыкались в какую-то стеклянную стенку. Или тонули в покрытом болотной ряской озере, как камешки. Оставались лишь круги на воде, да и те быстро исчезали. А тут еще, когда они шли по коридору, из «детского» номера открылась дверь, оттуда высунулась богатырского вида женщина в ночной рубашке, уставилась на Велемира и разочарованно произнесла:
— Нет, кажется, не он.
— Не он, — подтвердила Катерина.
— Значит, не пришел еще? Не видела?
— Нет. Я скажу когда.
Дверь с протяжным скрипом, словно издав горестный стон, затворилась. Они стали спускаться по лестнице.
— Откуда ты здесь все про всех знаешь? — задал вопрос Велемир, держась за перила и осторожно нащупывая ступени: лампочка светила так тускло, что лучше бы и не горела вовсе.
— А я живу тут, на заднем дворе, во флигеле.
— И давно? В смысле, где-нибудь еще бывала?
— Не помню.
— Как не помнишь?
— Да просто не хочу ничего такого помнить! — вырвалось у нее.
«Это уже кое-что, — подумал он. — Выходит, есть и у нее какой-то «скелет в шкафу». Прошлое. А то тут все как в томатной банке с бычками законсервировано».
В холле за стеклом, положив голову с кудряшками на ладони, спала администраторша. Они вышли на улицу. У входа в инвалидной коляске сидел мужичок в кепке. Огонек его сигареты уставился на них, как красный глаз.