– Хахаля мешают, вот причина, – мрачно добавил второй.
– Какие хахаля? – не понял Балкин.
– Расконвоированные, – пояснил бригадир. – Мужики из других зон. Лбы. Им бы спать после своих ночных и вечерних смен, а они, взамен сна, на горе по кусточкам и поджидают марух. А те только об этом и болтают, как бы выскочить к ним. Не до работы…
Слово взял третий бригадир:
– Погубит нас любовь! В производстве нет вреднее любви. Я считаю так: нагнать комендантов и свернуть любви шею.
– А штрафы не применяете? – поинтересовался Балкин.
– Штрафуем! – отозвались бригадиры хором. – Бригада на уменьшенном питании, как злостно невыполняющая нормы. А толку нет. Хахаля сами недоедают, а притащат своим марухам пайку-другую.
– Понятно! – бодро сказал Балкин. – Ситуация нелегкая. Ничего, как-нибудь перебедуем. Теперь попрошу вас пробежаться со мной по рабочим точкам.
На участке работало около ста женщин. При виде нового начальника, окруженного бригадирами, они торопливо хватались за лопаты, кирки и носилки. Но Балкин наметанным глазом строителя легко определил, что усердие показное. Уже один вид ржавого инструмента свидетельствовал, что пользуются им без особого старания.
– Нелегкая ситуация! – повторил Балкин еще веселее и повернулся к бригадирам. – Где тут у вас парк культуры и отдыха со спальными местами для влюбленных?
Его провели по склону горы – на вершине ее шло строительство рудника и находился балкинский десятый участок. Склон был густо прикрыт карликовой ольхой и рахитичными березками. Далеко внизу, вдоль ручья, тянулись проволочные заборы, отделявшие производственную зону от остального мира. Горный лесок казался пустым, только на некоторых кустиках позвякивали тундровые синички.
– Это самое! – хмуро сказали Балкину бригадиры. – Прячутся здесь, подлюги!
Неплохое местечко! – одобрил Балкин. – В солнечную погоду загорать можно!
– Или мы ее, или она нас! – повторил один из бригадиров. – Столько зла от любви, просто не поверишь!
Пока они разговаривали, осматривая гору, в воздухе потемнело и над строительными участками рудника вспыхнули прожекторы. У конторы гулко ударили в подвешенный рельс – дневная смена закончила работу.
И тотчас же мертвый лес ожил. Из кустов, из-под березок, из лощинок выползали парни в бушлатах и телогрейках, с котелками в руках, с буханками подмышками. А навстречу им с вершины посыпались кричащие, визжащие и хохочущие женщины. В общий гам ворвались пронзительные голоса неизвестно откуда возникших комендантов, с усердием разгонявших парочки. Теперь вся гора гремела, ругалась и целовалась, и ликовала. Потом прогудели новые удары по рельсу – приказ строиться в колонны к разводу. Неистовые голоса комендантов стали покрывать прочие звуки. Женщины пробегали мимо Балкина с дарами возлюбленных, сверкая на него веселыми глазами.
– Начальничек! – кричали они задорно. – Чего бельмы вылупил? Завидки не берут?
– Как вам это нравится? – безнадежно сказали бригадиры, когда все опять стихло. – Попробуй в этих немыслимых условиях выгнать запланированную производительность…
– А высокая производительность есть решающее условие победы нашего общественного строя, – насмешливо пробормотал Балкин. И добавил решительно: – Считаю, что вами допущен коренной ляпсус в толковании высочайших философских категорий бытия, и именно от этого проистекают производственные беды. Покорить природу можно, лишь покоряясь ей!
И, громко расхохотавшись – к большому смущению бригадиров – Балкин торжественно провозгласил в качестве директивы к действию удивительную формулу повышения выработки на участке: «Основой производства сделаем любовь!»
На следующий день, после полудня, Балкин отправился опять – уже один на склон горы. Он переходил от кусточка к кусточку, вскоре наткнулся на паренька, пристроившегося под березкой. Тот мирно спал, положив голову на свежую буханку хлеба – чтобы услышать, когда ее будут утаскивать. Балкин потолкал его ногой, и паренек испуганно вскочил. Приняв Балкина за нового коменданта, он сгоряча хотел драпануть, но Балкин остановил его.
– Дело есть, нужно побеседовать, – сказал он. – Зови всех прибывших своячков на производственное совещание по вопросу любви. – И заметив, что паренек колеблется, поспешно добавил: – Я серьезно, чудак! Ищите меня вон под теми кусточками, там коменданты не помешают.
Около него собралось шестеро хахалей – здоровые парни, типичные лагерные лбы.
– Плохо, ребята, – вздохнул Балкин, убедившись, что, по случаю раннего времени, основной актив не собрался. – Производственная программа срывается из-за ваших встреч. Есть решение – усилить охрану. Еще комендантов нагонят. Кого поймают, потащут в штрафной изолятор.
Лбы дружно забушевали:
– Сволочь! Падло! Гадюка! Твое что-ли забираем! Иди, знаешь, куда!
А один пригрозил:
– Встретим вечером около барака, все припомним – жаловаться не придется!
Балкин сокрушенно развел руками.
– Да разве это я придумал, ребята? От меня самого требуют – выполняй программу! Кому охота новый срок зарабатывать? Войдите в мое положение.
Ему кричали еще яростней:
– А ты входишь в положение? На десять минуток не отпускаешь баб с объекта. Словечком не перемолвишься. Одно знаете, гады, – работай, работай! От работы кони дохнут, а это же женщина. Что она может?
Балкин снова вздохнул.
– Вот-вот, и я это говорю – не справляются ваши девчата с нормами. И сосредоточиться не могут, все о вас думают. Вам бы помочь им, пожалеть бедных, а вы еще усугубляете. Не сочувствуете своим марухам.
Озадаченные лбы стали защищаться.
– Почему не сочувствуем? Очень даже сочувствуем. Помогаем, сколько можем.
Балкин презрительно покривился.
– Помощь – притащил кусок хлеба! – Он повернулся к пареньку. – Ты, например, дрыхнешь под кусточком, а твоя деваха седьмым потом исходит. А мог бы подойти и подсобить – никто не прогонит. И она бы раньше освободилась, поговорили всласть – не по-собачьи! Нет, на это силенок не хватает!
Лбы быстро посовещались между собой.
– Слушай, начальник! – сказал один. – Котелок у тебя варит, точно. Договариваемся – мы поможем девчатам схватить норму, а ты после сразу их отпускай. Разбегаться далеко не будем. К разводу все явятся, как штык!
– Ну нет! – твердо сказал Балкин. – Тоже дурака нашли! У моего участка жуткая задолженность еще за тот квартал. Кто мне такую нехватку покроет Пушкин? Тридцать процентов сверх дневной нормы наворочаете – пожалуйста, никого не держу. Целуйтесь хоть у вышки, под носом у стрелка. От себя порекомендую комендантам не попадаться.
– Ладно, – сказали парни после нового совещания. – Выбьем тебе тридцать процентов сверх нормы. А свободное время, что останется от рабочего дня, наше. Так что ли?
– Какие сомнения? – заверил их Балкин. – За час свернете задание, уходите через час.
Посмеиваясь, он неторопливо выбирался из кустарника – лбы, летя на вершину, как на крыльях, далеко опередили его.
Уже к вечеру этого дня выполнение норм скакнуло вверх. А когда слухи о новых порядках на десятом участке дошли, до всех, посещавших лесок на склоне горы, Балкин по производственным показателям заметно обогнал соседей. Начальник лагеря полковник Волохов по телефону поздравил Балкина, похвалил его отличное техническое руководство и пообещал исхлопотать награду – два года снижения срока.
– Только не сбрасывать темпов! – кричал в трубку полковник. – Так держать! Верю в твои инженерные знания, Балкин!
– Есть, гражданин начальник! – отрапортовал Балкин. – Доверие оправдаем!
Но сразу же после телефонного звонка Волохова в контору прибежал растерянный старший комендант и потащил Балкина в кандей. Балкин расписался в десяти сутках штрафного изолятора с одновременным исполнением служебных обязанностей и весело – по обыкновению – задумался над нелегкой судьбой тех, кто устраивает перевороты в таких устоявшихся областях, как любовь и промышленное строительство. Среди размышлений он не услыхал, как в камеру вошел Ефим Брычников. Прославленный начальник Нагорного лаготделения долго пронзал взглядом опустившего голову Балкина.