В конце коридора справа от нас приютился больничный кинозал, где последние киноновинки могут посмотреть пациенты и их родственники (а также, вероятно, и сотрудники, хотя я ни разу не видела, чтобы у кого-то из медперсонала было время туда зайти). Там в специальном кресле сидит медсестра, работу которой оплачивает благотворительная организация. Она здесь на случай, если кого-то нужно будет поддержать или если случится экстренная ситуация. Дальше по коридору расположено кожно-венерологическое отделение (здесь всегда много людей, и все сидячие места заняты). Мы с Бетти едем дальше, мимо амбулаторного отделения, где вокруг мужчины в инвалидном кресле собралась целая толпа: у него во рту незажженная сигарета, а еще одна заткнута за ухо, и он громко ругается. За его спиной стойка для капельницы, а на ней висит большой флакон с прозрачной пенистой жидкостью – она стекает по тонкой белой трубке, конец которой воткнут в верхнюю часть его грудной клетки, словно оказавшаяся не на своем месте пуповина.
– Почти пришли, – говорю я.
Все эти люди, хаос – это дух больницы. Похожие на ветви и прутики артерии и вены сходятся к центру – отделению неотложной помощи.
Отделение неотложной помощи – пугающее место. Оно напоминает нам о том, что жизнь – хрупкая штука, а что может быть страшнее? ОНП учит нас, что человеку легко причинить вред, и, как бы мы ни пытались, мы не способны предвидеть, кто поскользнется на тротуаре и получит смертельное кровоизлияние в мозг, на кого рухнет крыша, так что придется ампутировать одну из конечностей, кто сломает шею или спину или истечет кровью, кто проживет в браке шестьдесят лет, а потом старческое слабоумие заставит жену напасть на собственного мужа. А кто-то окажется не в том месте не в то время: мужчина, которому в сердце воткнул нож член какой-нибудь банды подростков, или беременная женщина, которую избили, нанося удары прямо в живот.
Но есть у ОНП и прекрасная сторона: это место, где царит сплоченность, а любые конфликты остаются за дверью. Работающая здесь медсестра не может ходить весь день в полусне. Она чувствует и анализирует каждый день и по-настоящему его проживает. Но у меня всегда трясутся руки, когда я открываю дверь в это отделение – даже сейчас, спустя много лет работы медсестрой. Я никогда не работала исключительно в ОНП, хоть и проводила здесь много времени, будучи сотрудником реанимации. Сестринское дело требует гибкости, способности адаптироваться и направлять энергию туда, где твои пациенты и коллеги больше всего в ней нуждаются, даже если тебе приходится делать что-то незнакомое. И все же ОНП меня пугает. В отличие от работников столовой, которые сообщили о приступе Бетти, работники ОНП отправляют сигнал 2222 реанимационной бригаде только в самой безвыходной ситуации или если поступает пациент с травмой, которая требует присутствия узких специалистов.
ОНП непредсказуемо. И тем не менее здесь тоже есть некая упорядоченность. В будние дни утро отводится матерям, которые всю ночь нянчили своих малышей, а с рассветом поняли, что им стало не лучше, а хуже. День – время жертв аварий и пациентов с травмами, а вечер – для офисных работников, которые не могут получить направление к терапевту и не хотят брать выходной. Ночью по будням может произойти все, что угодно, и обычно люди приезжают ночью, только если им действительно нужна срочная помощь. А вот начиная с вечера четверга и вплоть до утра понедельника коридоры наполняются людьми, приехавшими с вечеринок, – они смотрят диким взглядом и дергаются. По утрам в воскресенье идет плотный поток пациентов, и чем позже они приезжают, тем им хуже: молодой мужчина и женщина с огромными, как луна, зрачками наглотались каких-то амфетаминов, или алкоголики-героинщики – их глаза, маленькие, как угольное ушко, ничего не видят, не впускают свет.
В ОНП полно полицейских, кричащих родственников, пациентов, уложенных в ряд и разделенных тонкими занавесками. Старик с инсультом лежит рядом с алкоголиком, дальше – беременная женщина с повышенным кровяным давлением, рядом с ней – плотник с травмой руки, пациент с первыми признаками рассеянного склероза, следом – молодой парень, страдающий от серповидно-клеточного криза, или ребенок с заражением крови. Сердечные приступы, аневризмы сосудов головного мозга, инсульты, пневмония, диабетический кетоацидоз, энцефалит, малярия, астма, печеночная недостаточность, камни в почках, внематочная беременность, ожоги, последствия насилия, психологические проблемы… укусила собака, сломал кость, остановилось дыхание, начался припадок, передозировка наркотиков, лягнула лошадь, психически нестабилен, колющее, огнестрельное, ножевое. Однажды привезли пациента с наполовину отпиленной головой.