Бондарин пополз навстречу Глухареву, добрался до него, оттащил в воронку, сделал перевязку. Тот был ранен в ногу выше колена.
Потом Бондарин распечатал еще один индивидуальный пакет и туго свернутой марлей заткнул две пробоины в термосе. Осколки пробили луженую стенку и попали в борщ.
Пока Бондарин делал перевязку, Глухарев молчал, потом сказал с беспокойством и горечью:
— Придется тут переждать, а потом податься в тыл. Только едоки у меня остались во второй роте. Да и ваши натощак…
— А это ты, Григорий Архипович, не сомневайся, — заверил Бондарин. — Едоков мы возьмем на довольствие.
Через четверть часа Бондарин сидел в окопе и разливал борщ по котелкам. Он предупреждал всех и каждого:
— Питайся осторожнее. Сегодня борщ с немецкой приправой. В гуще осколки залежались. Не вздумай проглотить. Это тебе не груши дюшес в сиропе…
Бондарин сам вызвался занять место Глухарева до возвращения того из госпиталя и надел маскировочный халат, подаренный Огурцовым. Подобно Глухареву, черпак он стал называть «разводящим», а кухню — «огневой точкой».
В батальоне довольны поваром, и дела идут на кухне хорошо, но у Бондарина есть одна странность — простые солдатские блюда он любит называть замысловато и изысканно.
На днях мясо с кашей Бондарин по-чудному назвал «эскалоп с гарниром», а вчера суп из манной крупы переименовал в бульон.
— Это еще что за бульон? — спросил наводчик Никишин недоверчиво, протягивая котелок.
— Бульон пейзан, — с достоинством ответил Бондарин. — Сухари пойдут вместо гренок.
— Бульон! Наверно, курица мимо котла прошлась, — мрачно заметил стоящий сзади подносчик патронов, паренек с оттопыренными ушами и обмотками, которые вечно разматывались.
Бондарин уничтожающе посмотрел на него, и этот взгляд был тем красноречивее, что повар стоял на ступеньке кухни и смотрел сверху вниз.
Подносчик патронов, чьей фамилии по-прежнему никто не знал, первый отхлебнул бондаринского бульона. Он аппетитно причмокнул губами и, довольный пробой, деловито пододвинул котелок поближе. Дело, в конечном счете, не в названии, если суп наваристый, ароматный и на его поверхности плавают золотые кружочки жира.
1943
ЕЩЕ ОДИН СЮРПРИЗ
Батальон ворвался в Черемшанку, когда пасмурный июньский день был на ущербе. Роты прошли вперед, и в деревне остались только саперы.
Тишина встретила их.
Петухи не поют. Бабы на речке не полощут белья. Из холодных печных труб не поднимаются пахучие дымки. Дома стоят без стекол, в них вечный сквозняк.
И только в доме с резными ставнями и нарядным крыльцом чудом сохранились оконные стекла. Дом подозрительно целехонек.
У саперов не принято входить в незнакомый дом через двери. Фашисты любят устанавливать мины на пороге. Человек взбежит по ступенькам крыльца, потянет дверь на себя — и конец.
Когда есть подозрение, что дом минирован, сапер привязывает за ручку двери бечевку и дергает ее издали. Иногда при этом следует взрыв. Для того чтобы дом остался в живых, лучше всего проникнуть в него через окно.
Мохов приказывает низенькому веснушчатому бойцу в непомерно большой каске:
— А ну-ка, Хлястик, отопри окошко прикладом. Или, в крайнем случае, плечом потревожь.
В мирное время Петр Хлестов, он же Хлястик, работал стекольщиком. И до сих пор он зачем-то таскает с собой в кармане алмаз для резки стекла.
Хлястик виновато моргает, переминается с ноги на ногу. Он поправляет каску. Чтобы она не налезала на глаза, Хлястик носит ее, сдвинув на затылок.
— Уж вы лучше сами, товарищ сержант, в окошко постучитесь, — говорит он просительным тоном. — Не поднимается у меня рука против стекла. Хрупкое вещество. Вот если бы застеклить…
— Эх ты, хрупкое вещество! — посмеивается Мохов.
Он навьючивает на Хлястика свою амуницию и подходит к окну.
Мохов вышиб окно, перемахнул через подоконник, осторожно ступил на половицы и присмотрелся, не отдирал ли их кто-нибудь, не прогибаются ли они, не соединены ли в подполье с капсюлем мины.
Мохов приблизился к двери и увидел черный шнурок, привязанный к дверной щеколде.
«На мякину ловят», — сказал он про себя и усмехнулся.
Мохов не стал резать шнурка, а проследил, куда он протянут. Оказалось, в низ печки, туда, где обычно хозяйки держат ухваты.
Как все саперы, Мохов носит на поясе гвоздь, привязанный на цепочке вроде брелока. Гвоздь вставляется на место чеки, которую минер выдергивает, когда заряжает мину.