Улеглись мы только в шесть утра, и еще, наверное, с час раздавалось чье-то приглушенное, но очень ядовитое бормотание.
Машенька и в самом деле приехала довольно рано, несмотря на неблизкий путь. Они с Генрихом обитали в Опалихе, на зимней даче Машенькиных родителей, круглый год, поскольку в малогабаритной городской квартирке семейство из двенадцати человек — родители, сестра с мужем и ребенком, Машенька, Генрих и выводок из пяти детей — вряд ли смогло бы разместиться даже при посредстве знаменитого чародея, позаимствовавшего имя у небезызвестного персонажа английского классика.
Машеньке предстояло впервые вкусить прелестей совместного путешествия. До сих пор ее никак не удавалось оторвать от детей. Генрих же без нее ездил крайне неохотно и чуть ли не через несколько часов после отъезда начинал тосковать и рваться домой. На сей раз мы общими усилиями уговорили любящую мать оставить младших детей с бабушкой, но, пожалуй, если бы не Эрих с Алькой, мы снова потерпели бы фиаско.
Эрих с Алькой, прознав о соблазнительной перспективе поплескаться в морской водице и чуя готовое сорваться с уст Машеньки материнское «нет», проревели ровно три дня и три ночи, чем, несомненно, заслужили упоминания в Книге рекордов Гиннесса. И Машенька сдалась. Генрих, который вообще редко пребывал в дурном расположении духа, в последние дни прямо-таки светился от счастья.
Итак, в одиннадцать часов я на кухне поила Машеньку кофе и в лицах описывала вчерашние события. Машенька тихо смеялась и время от времени комментировала мой захватывающий рассказ.
— Чего же еще ожидать от Прошки? Если меня что-то и удивляет, так это прямо-таки королевская пунктуальность Анри. — Так Машенька называла мужа. Почему она величала чистокровного немца из Поволжья на французский манер, остается только гадать.
— Да уж, — подал голос Леша, на мгновение оторвавшись от изучения расписания восходов и заходов солнца на ближайшие три недели. — В прошлую пятницу Генриха пришлось ждать три часа.
— А что случилось? — встрепенулась Машенька.
— Да все то же. — Я обреченно махнула рукой. — Сел в электричку и опомнился только в Новом Иерусалиме, когда ему вежливо напомнили, что это конечная станция.
— Я этой истории еще не слышала.
— Тебе очень повезло, Маша. Я ее слышу, наверное, в восьмой раз.
— В четвертый, — уточнил педантичный Леша, принимаясь за лунный календарь.
— Я вообще не могу понять, как Генрих хотя бы изредка добирается до нужного места. Машенька, а ты уверена, что он блистает своим гением именно в Стекловке? Я, например, нисколько не удивлюсь, если окажется, что он по ошибке мучает дифференциальной геометрией коллектив преподавателей ветеринарной академии.
— Или военной, — хихикнула Машенька. — Честно говоря, я ни за что не поручусь. Хорошо еще, что вчера я отправила его с детьми, иначе не видать бы нам всем моря как своих ушей.
Тут на кухню выползли сонные детки. Увидев мать, они огласили дом воинственным кличем, сопроводив его энергичной пляской святого Витта. У соседки внизу что-то упало (судя по грохоту — чугунная сковорода). Я поспешно ретировалась в свою комнату.
Поезд отходил с Курского вокзала в пятнадцать восемнадцать. Мы с Лешей единогласно решили, что четыре остановки на метро плюс одну пересадку одолеем за сорок минут. На непредвиденные осложнения накинули еще восемь. Получалось, что выходить из дома следовало в половине третьего.
В полвторого мы все еще пытались растолкать обнаглевшего Прошку. Марк сомнамбулой бродил по квартире. Прошка громогласно отказывался подниматься, уверяя, что соберется за пять минут, ехать здесь максимум полчаса, а мы с Лешей — просто маньяки.
Пришлось окатить его холодной водой и спихнуть с дивана. Смертельно разобиженный, Прошка гордо удалился в ванную и заперся на полчаса. Тем временем Марк пришел в себя и принялся неистово барабанить в дверь, из-за которой доносилось шипение душа и фальшивое пение «Дубинушки». Поначалу любезные наши друзья переругивались довольно лениво, потом вошли в раж. Мы с Лешей уже сидели как на иголках, поэтому охотно ввязались в новый набирающий силу скандал.
Чай и кофе пили в яростном молчании, обжигаясь и скрипя зубами. Только семейство Луц чувствовало себя вполне непринужденно. Генрих травил очередную байку, троглодиты смеялись, Машенька улыбалась, хотя и она начала нервно поглядывать на часы.