Выбрать главу

Получается, мне пришлось доехать до маленькой площади в Мантуе, чтобы начать писать историю о пожарах, думал я, пролетая высоко над Германией и листая черную записную книжку, в которой ничего не записал, пока сидел дома и глядел на озеро.

Там, на высоте в восемь тысяч футов, я начал писать про восьмой пожар, который случился ночью 5 июня 1978 года на кухне и в конце концов превратил дом Улава и Юханны Ватнели в руины. Иногда я выглядывал из окна и смотрел на континент, спокойно проплывавший подо мной. Боденское озеро постепенно исчезло, и я вернулся к записной книжке. Пролетая высоко над Европой, над Штутгартом, Мангеймом, Бонном, Маастрихтом и до самой посадки в Амстердаме, я писал о двух людях, которых никогда не видел, но все-таки чувствовал. Этот пожар не выходил у меня из головы, пока мы не взяли курс из Схипхола в Кристиансанн. Когда мы летели в темноте над Северным морем, я сидел совершенно спокойно и смотрел из окна сквозь собственное отражение в темноту и на море, которое, я знал, было подо мной.

6

На следующий вечер я начал писать, и с того момента, как подо мной оказалось Северное море, я знал, с чего начну.

Я выехал из дома ранним вечером, повернул налево на перекрестке перед библиотекой в Лаувланнсмуэне, а потом на север. Дорога заняла всего четыре-пять минут, и я припарковался у высокой серой каменной стены. Был тихий сентябрьский вечер, вокруг никого, лишь паслись коровы. Легкий ветерок с запада. С моря двигалась непогода. Приближающаяся непогода меня всегда успокаивает. Не знаю почему, но в тот вечер было то же самое — мне захотелось присесть на одну из скамеек, потом прилечь, расслабиться, заснуть.

Ласточек видно не было, хотя я долго стоял не двигаясь. Может, они уже отправились на юг — или только в моих снах они гнездятся на колокольне?

В тот день я побывал у церковного служки в Нуделанне и посмотрел кладбищенские записи в книге с кожаным переплетом и номером 5531 на обложке. Мне разрешили взять ее домой. В ней было шестьсот шестнадцать имен. За исключением мертворожденных, у которых был только номер, но их все равно учитывали. У всех были указан ряд и номер могилы. Все было упорядоченно и ясно. Для меня эти записи служили картой.

Я и не предполагал, что карта мне не понадобится. Я сразу наткнулся на могилу. Она была под номером два справа от ворот. Я и не подозревал. И это немного пугало. Но они лежали здесь — Юханна, которая вошла в горящий дом, чтобы забрать сумку, и Улав, который какое-то время был в шоке, стоял, как ребенок разинув рот, а позже, на рассвете, лежал на диване у Кнюта Карлсена и кричал.

Оказавшись перед могилой, я вспомнил интервью, взятое через несколько дней после несчастья. Все было позади, Улав пришел в себя. Я помнил почти дословно, что он сказал: «Я такой беспомощный. С Юханной все по-другому. Она такая спокойная».

Так он и сказал, старый каменщик. Он был такой беспомощный. Она была такой спокойной.

Я пробыл на кладбище до первых капель дождя. В тридцати шагах от Улава и Юханны я нашел Ингеманна и Альму, а рядом с ними Дага. Их разделяла пара метров земли. У него был черный памятник, чуть меньше остальных, места на нем хватило только на одно имя.

Перед тем как вернуться в машину, я зашел к отцу, чье последнее желание было покоиться в могиле прапрадедушки Енса Соммюннсена. Так и сделали. Желание было исполнено. По записям могила была под номером 102. Енс, на чью долю выпало много испытаний, был очень добрым человеком. Он потерял двух жен. И двоих детей. К нему приходили, когда нужно было излить душу. Мне кажется, папа старался быть похожим на него, поэтому захотел лежать в той же могиле.

Коре я не нашел. В записях была указана могила номер 19, но мне это не помогло. Такой могилы больше не было.