Но это был не сон.
Подъезжая к последнему холму, они увидели, что щебенка на дороге разлетелась и в ней осталась колея. Значит, здесь до них буксовала тяжелая машина. И вот они у цели. Каспер остановил машину. Они вышли из нее, оставив двери открытыми. Хельга ничего не говорила. Каспер ничего не говорил. Было прохладно, почти холодно, стоило бы взять с собой одежду потеплее, это они сразу поняли. На Хельге была одна вязаная кофта, а на Каспере застиранная рубашка. Они прошли считаные метры до пожарных, стоявших неплотной группой. Пожар либо закончили тушить, либо давно сдались. Они выглядели усталыми, лица в черной саже, одежда в грязи, вороты рубашек расстегнуты. Казалось, они только что проснулись, и то, что увидели, проснувшись, представлялось совершенно немыслимым. Узнать их было почти невозможно, хотя и Каспер, и Хельга хорошо их знали. Это же Кнют. А вот это Арнольд. А там Енс и Педер, и Салве, и еще многие. Внезапно у Хельги закружилась голова. Никто не промолвил ни слова. Не осталось ничего ни от дома, ни от сеновала. Только фундамент да печная труба, нерушимая и черная от сажи. Все место преобразилось. Теперь казалось невозможным представить, как здесь было раньше. Дом со сверкающими чистотой окнами, сеновал с наклонным въездом, заросшим мхом, короткая лестница прямо из травы внутрь сеновала. Дверь с легким поскрипыванием в петлях, прохладные сени, коридор со всякой всячиной, кухня с белым рукомойником, крутая лестница на чердак. Да не только это, весь пейзаж словно изменился, ровные поля, дорога, зеленые холмы, лес вокруг — все выглядело иначе, когда исчезли дом и сеновал.
Они заметили Альфреда. Рубашка на нем расстегнута, вся его бледная грудь на виду. Он подошел к ним и поздоровался за руку.
— Мы ничего не могли сделать.
— А я не верил, что это правда, — сказал Каспер.
— Никто из нас не верил, — сказал Альфред.
— Что нам теперь делать? — сказала Хельга, но никто не ответил. А что тут скажешь? Что говорят людям, только что потерявшим свой дом?
— Мы опоздали, — тихо сказал Альфред. — Мы опоздали.
Они долго смотрели на трубу, возвышавшуюся в полутьме. Трактор тоже стоял поблизости, черный, выгоревший, похожий на панцирь, оставшийся от жука, постепенно разложившегося на солнце. «Фиат», модель 1965 года, но как новенький. Все четыре взрыва произошли в нем. Загорелись шины и горели, должно быть, довольно долго, прежде чем взорвались с гигантской силой. Это и услышала Ольга. От этого и закипело огненное море.
И тут примчалась пожарная машина. Они услышали приближающийся звук сирен. Затем увидели мечущиеся отблески синих фонарей, шум мотора говорил о том, что машина взбирается на ближайшие холмы. Рев сирены и мигание маячка прекратились, лишь когда машина остановилась. Из нее вышел молодой человек, скорее, паренек. Его сразу же узнали, это был сын начальника пожарной части Ингеманна, из Скиннснеса. В кабине пожарной машины лежал пакет, набитый продуктами.
— За покупками ездил? — сказал кто-то, однако парень не ответил. Он поставил пакет на землю, но тот немедленно повалился, едва парень стал к нему спиной. Каспер и Хельга видели, как он покружил по пепелищу, затем вернулся к пакету и принялся в нем копаться. Они не обратили внимания, что из останков дома и сеновала все еще шел дым. Тонкий, серый дым, почти пар, который сразу растворялся в воздухе.
— Кто хочет сосиски? — прокричал парень.
Он сходил на опушку леса, подобрал подходящую палочку. Потом надел на нее сосиску и направился не совсем уверенно внутрь пепелища, примерно туда, где раньше была гостиная. Он был легко одет, в одну только белую рубашку, и, идя, выставил руки вперед, словно шел по стеклу. Какое-то время он шел по фундаменту, потом развернулся и двинулся обратно. Языков огня больше нигде не было, только пепел да тонкий серый дым. Он громко выругался. Надо ж было ехать всю дорогу к Каддебергу за сосисками, а потом мчаться сюда, а тут ни огня, ни углей, чтобы их поджарить! Да что ж это? Никто не ответил. А он рассмеялся. Пожарные посмотрели на него, потом отвернулись и сделали вид, будто им нужно кое-что доделать. Хельга поплотнее запахнула кофту.