Позже, когда темнота по-настоящему сгустилась, на цокольном этаже у Кнюта Карлсена проснулся и встал с постели Улав Ватнели. Он постоял немного возле постели Юханны. Сам он спал крепко и без сновидений. Не знал, правда, как долго, но помнил, что перед этим лежал и кричал. Но теперь голова была ясная и сам он на удивление спокоен. Казалось, он долго отсутствовал, побывал в каком-то ином мире, а теперь вернулся и взглянул на все другими глазами. Он надел брюки и одну из новых рубашек. Нашел новые блестящие башмаки, неразношенные и непривычные, надел кофту, натянул на голову кепку и тихо вышел. Снаружи дежурил полицейский, с которым он обменялся парой фраз. Затем он направился вниз, в сторону дома Одда Сивертсена. Отсюда стали видны остатки сгоревшего дома. Улав чувствовал себя чужим в этой новой одежде, никому не известным и вдобавок заблудившимся. Казалось, он сбился с пути, не помнил, где стоит дом, в котором он прожил последние тридцать пять лет. Осторожно, словно опасаясь разбудить кого-то, приближался он к пепелищу. Прошел еще немного, засунул руки глубоко в карманы и побрел вперед. Затем остановился и, стоя метрах в двадцати от того, что еще недавно было его домом, надолго застыл. Он смотрел не отводя глаз, будто не мог насмотреться. Смотрел. Смотрел. Смотрел. Он же сказал, что хочет посмотреть на то, что осталось от дома, хочет сделать это один, но он не думал, что придется делать это ночью. И, стоя в одиночестве, он ничего не ощущал. Внутри были одновременно пустота и ясность. Он сделал еще несколько шагов, и новые башмаки с жесткими подошвами зашуршали по щебенке. Он снова остановился и стал смотреть. Смотрел сквозь дом — вот гостиная, коридор, лестница и кухня. С осторожностью вышел в сад и приблизился к лестнице, засыпанной обуглившимися щепками, пеплом и осколками стекла. Здесь он присел. Долго сидел на крыльце своего дома, теперь уже воздушного дома. Ни о чем не думал. На траве блестела роса, туман висел над Ливанне, точно как в ночь пожара. Тут он заметил неясную фигуру. И сразу же понял, кто это. Он медленно и осторожно встал, стряхнул пепел и стеклянную пыль с брюк, а фигура тем временем переместилась в сад и приближалась к ветвям, оставшимся от недавно цветущей вишни. Улав был на нижней ступеньке лестницы, а фигура не подошла ближе. Они стояли неподвижно, глядя друг на друга. Что они могли сказать друг другу? В последний раз они говорили друг с другом лет двадцать тому назад. Минуты через две-три фигура стала растворяться в темноте, а потом слилась с ночью. Улав постоял еще несколько минут, подождал, но ничего не случилось. Тогда он направился к дровяному сараю. Тот почти не пострадал. Он открыл дверь и вошел. Внутри было влажно и сыро от вылитой на сарай воды. Земляной пол хлюпал под ногами, темнота была кромешная, как в желудке кита. Но он прекрасно ориентировался. И вот уже весело звякнул звонок велосипеда, когда он стал вытаскивать его из-за кучи мусора. Вытащил, выкатил. Велосипед был в полном порядке, разве что немножко поржавел и запылился и шины спущены. Он прислонил велосипед к стенке сарая, так он обычно стоял, пока Коре сидел за столом на кухне и делал уроки, а велосипед был готов в любой момент покатить с горки вниз в сторону Килена. Он попробовал звонок, и тот откликнулся чисто и звонко, как в былые времена. Если понадобится, подумал Улав, я могу прийти сюда и забрать его. И неважно, что шины проколоты. Потому что кому нужен воздух в шинах, когда он сам состоит из воздуха?
Темнота подступала к окнам дома поселковой администрации, превращая их в большие тусклые зеркала. Каждый, кто находился внутри, в любой момент мог, случайно глянув в окно, увидеть бледное лицо, смотрящее на него со стороны комнаты. Замерев на мгновение, он рассматривал это лицо, а оно столь же внимательно всматривалось в него. И тогда до него доходило: это же я.
Допрос длился уже несколько часов. Крышка от канистры для бензина теперь была положена на стол перед ним. Белая, вдоль нее черным написаны не совсем ровные буквы: ФПЧ. Он и бровью не повел. «Ты знаешь, что это?» — спросили его. «Да», — ответил он. «А знаешь, где это нашли?» «Нет», — сказал он. Возникла пауза. Мимо проехала машина. Он сидел, наклонившись вперед, и пил кофе. «Знаешь, кто это нашел?» На этот раз он не ответил, безразлично пожал плечами. С его лицом что-то происходило, оно застывало, застывали черты лица. Казалось, оно вот-вот треснет, но оно не трескалось. Только становилось все более жестким.
А затем…
— Твой отец. Твой отец нашел эту крышку.