Выбрать главу

Таким образом, мы опять вернулись к тому, что было уже в начале этого очерка сказано о Языке Птиц, а именно к тому, что он равнозначен «языку ангелов»; в человеческом мире ему соответствует рифмованная речь, поскольку, прежде всего на «науке ритма», прилагаемой к самым разным областям действительности, основаны, в конечном счете, все способы, при помощи которых человек может установить связь с высшими состояниями существования. Поэтому исламская традиция содержит в себе утверждение, что Адам в земном раю говорил стихами, то есть на рифмованном языке; здесь имеется в виду «сириакское наречие» (loghah suryaniah), которое непосредственно передает «солнечное» или «ангельское» озарение в том виде, как оно проявляется в центре области человеческого существования. Поэтому все священные книги написаны рифмованным языком, не имеющим, разумеется, ничего общего с простыми «стихами» в самом обычном смысле этого слова, хотя этот смысл часто и приписывается некоторой частью современных авторов священным книгам; кстати говоря, и поэзия изначально вовсе не представляла собой ту пустую «литературу», в которую она превратилась вследствие нисходящего движения человеческого цикла, а имела подлинное сакральное значение. Можно высказать предположение более общего характера, что искусства и науки подверглись профанации именно в результате такого вырождения, которое лишило их всякой связи с традицией и, следовательно, свойственного им высшего смысла. Следы этого высшего смысла еще можно уловить в античной классике, когда поэзию называли «языком богов», и это выражение совершенно равнозначно тому, которое мы уже приводили выше. Боги, то есть дэвы, являются, наряду с ангелами, олицетворением высших состояний существования; к тому же санскритское слово «дэва» и латинское слово «deus» представляют собой одно и то же слово, по разному озвученное. Стихи на латыни назывались carmina, и это название строго соответствовало их использованию при отправлении ритуалов, потому что слово carmen тождественно санскритскому слову «карма», которое здесь следует понимать в его особом значении ритуального действия. Слово «поэзия» происходит от греческого глагола poiein, который имеет то же самое значение, что и санскритский корень «кру», от которого происходит слово «карма». Этот же корень можно увидеть и в латинском глаголе creare; следовательно, с самого начала речь шла совсем не об обычном литературном и художественном творчестве, которое, как нам кажется, только и имеет в виду Аристотель, рассуждая о «поэтических науках». Сам поэт представал как истолкователь «священного языка», сохраняющего в себе божественное Слово, и именовался vates, то есть человек, наделенный даром пророческого вдохновения. Позднее, по причине все того же вырождения, vates превратился в колдуна и предсказателя (devin), а слово carmen, от которого произошло французское charme, «очарование», стало обозначать собой «чародейство», то есть одну из операций низшей магии, и это еще один пример, подтверждающий, что магия, как и колдовство, представляют собой последние пережитки угасших традиций. Само слово devin не в меньшей степени утратило свой первоначальный смысл, поскольку происходило оно от латинского divinus, «толкователь богов». Здесь можно вспомнить и об ауспициях (от латинского aves spicere, «наблюдатель за птицами»), предсказаниях основанных на полете и пении птиц. Ауспиции также связаны с Языком Птиц, тождественным «языку богов», поскольку считалось, что в этих предсказаниях выражалась их воля, а птицы играли роль «вестников», аналогичную той, которая обычно отводилась ангелам, так как aggelos по гречески означает «вестник».

Этих замечаний, кажется, вполне достаточно, чтобы показать, насколько неправы те, кто свысока относится к сказкам, содержащим упоминание о Языке Птиц. Проще всего наклеить ярлык «предрассудка» на все, что выходить за границы рассудка, и в этом отношении мы далеко ушли от наших предков, которые знали цену языку символов. Настоящий «предрассудок» представляет собой то, что уже изжило себя, превратилось в «мертвую букву». Но сам факт их существования не столь малозначителен, как это может показаться на первый взгляд, ибо Дух, который «веет, где хочет» и когда хочет, в любое мгновение может вдохнуть новую жизнь в символы и ритуалы, вернуть им вместе с утраченным смыслом всю полноту их изначальной силы.