Таким образом, одно и то же эмоциональное выражение, демонстрируемое мужчиной и женщиной, может иметь совершенно различный эффект. Его могут совершенно по-разному понимать в контексте доминирования и аффилиации (дружественных намерений). Улыбка в устах мужчины может оказаться более информативным сигналом о его дружелюбных намерениях, чем улыбка женщины, поскольку в нашей культуре принято ожидать, что женщина чаще улыбается, а это, по-видимому, связанно с ее более подчиненным положением.
Однако такое поведение, даже в пределах русской культуры, наблюдается не с раннего детства. Как было показано выше, у младших школьников однонаправленная улыбка достоверно чаще ориентирована на более высокоранговых адресатов, при этом мальчики и девочки не различаются по частоте ее использования. Однонаправленная улыбка чаще встречается в однополых парах, чем в разнополых, в парах мальчиков достоверно чаще, чем в парах девочек. По мере перехода от предпочтительного общения с представителями своего пола к общению в смешанных по полу группировках в подростковом возрасте происходят важные перемены в направленности улыбки в зависимости от пола адресата. Девушки теперь чаще улыбаются юношам, и эти различия сохраняются в более зрелом возрасте.
Правильная интерпретация функциональной нагрузки невербального сигнала особенно значима, когда взаимодействующие партнеры мало знакомы. Было показано, что выражение счастья, демонстрируемое незнакомым человеком, ассоциируется с высоким доминантным статусом и дружелюбными намерениями, демонстрация гнева и отвращения — с высокими оценками по шкале доминирования и низкими по шкале дружелюбия, а мимические демонстрации страха и грусти — с низким доминантным статусом (Knudson, 1996).
Нормы поведения в конкретном социальном контексте могут быть прямо противоположны для представителей разных культур. Ярким примером могут быть погребальные церемонии, где в одних культурах, подобно большинству европейских, предписано скорбеть и плакать, а в других — радоваться и смеяться (балийцы). Японская культура в высшей степени ритуализована (Пронников, Ладанов, 1985). Следствием этого является бросающаяся европейцам в глаза меньшая экспрессивность мимических выражений японцев (как мужчин, так и женщин). Для японской культуры характерен не только общий контроль эмоциональных проявлений, но особенно недопустимым является внешнее проявление негативных эмоций (Pittam et al., 1995). Даже в том случае, когда культурные нормы не различаются столь разительно, общение на межкультурном уровне может быть затруднено неверными суждениями о партнере, потому что представления об адекватной контексту интенсивности эмоциональных проявлений могут сильно различаться. Последнее ведет к неверной интерпретации поведения партнера, особенно когда речь идет о проявлении эмоций среднего и низкого уровня интенсивности.
Для примера рассмотрим данные У. Хесс с соавторами (Hess et al., 2000) о связи между мимическими демонстрациями человека, его гендерной и этнической принадлежностью, с одной стороны, и суждениями о его реальном поведении у наблюдателей, с другой стороны. В эксперименте участвовало 145 студентов европейского происхождения, средний возраст которых составил 18,7 лет. Участникам демонстрировали компьютерные изображения лиц молодых европейцев и японцев, демонстрирующих нейтральное выражение и одну из основных базовых человеческих эмоций (счастья, удивления, гнева, страха, грусти, отвращения). С помощью специальной компьютерной программы создавали градуированный ряд по степени интенсивности проявления конкретной эмоции, демонстрируемой испытуемым — от нейтрального выражения лица до максимального проявления эмоции с промежуточными вариантами в 40 и 80% интенсивности. Испытуемым студентам демонстрировали три варианта проявления эмоций: нейтральное лицо, среднюю степень и высокую степень мимического проявления эмоции — и просили оценить стимульное изображение по межличностным шкалам, составленным на основе прилагательных, которые характеризовали доминантный статус и дружелюбность. У. Хесс и ее коллеги установили, что испытуемые в целом были способны правильно определить эмоцию. Однако интерпретация степени выраженности эмоции была различной в зависимости от гендерной и этнической принадлежности лица на экране компьютера.
Оценка доминирования и дружелюбия по степени выраженности эмоций гнева и счастья была опосредована разными факторами. Например, для выражения гнева оценка степени доминантности и дружелюбия стимульного лица зависела от представлений испытуемых о вероятности проявления гнева у представителя данной социальной группы и от физической интенсивности этого мимического выражения. А для выражения счастья оценка испытуемых зависела как от собственной этнической и половой принадлежности, так от этической и половой принадлежности стимульного лица и интенсивности мимического выражения.