К этой же группе можно отнести и грамматику 1.5. Эта грамматика ц.‑сл. языка включает и элементы русского языка — это едва ли не первое свидетельство такого рода, вышедшее из-под пера русского автора.
б. Несоответствие носит качественный характер. Так, грамматика Ивана Афанасьева (2.6) не является параллельным описанием русского и немецкого языков, ее объект — русский язык, пропущенный сквозь фильтр немецкой грамматики.
О дефектных рукописных грамматиках, утративших титульный лист, можно высказать лишь некоторые предположения. В рукописной грамматике Пауса «Приведение к Германскому языку в пользу начинающим»[20] (1706) содержатся фрагменты грамматики пастора Глюка, переписанные рукою Пауса. Эта часть рукописи озаглавлена: «Наброски по русской грамматике» (Ruthenica Grammatica) [см. об этом: Михальчи 1969, с. 10]. Если и в названии грамматики Глюка (2.3) указывалось на русский язык как на единственный объект описания, то в данном случае представлено расширение языкового материала по отношению к общему замыслу — Глюк обращается и к ц.‑сл. языку.
В грамматике 1.3 описывается только ц.‑сл. язык (ср. с грамматиками 1.1 и 1.2). Если исходить из того, что грамматики 1.3—1.5 связаны с кодификаторской деятельностью Поликарпова, то можно проследить, как меняется привлекаемый им языковой материал. В грамматике 1.3 (как и в грамматике 1.1) представлен исключительно ц.‑сл. язык в его функциональных вариантах. В грамматике 1.4 появляются отдельные некнижные формы, число которых возрастает вдвое в грамматике 1.5 (оставаясь тем не менее лишь небольшим фрагментом текста).
3. Важной составляющей каждой грамматики является язык описания (метаязык).
А. В грамматике используется один метаязык. Его выбор определяется тем, каким автору представляется адресат грамматики.
а. Грамматика адресована русскому читателю, который при этом мыслится как профессионал в филологии (справщику Печатного двора, переводчику). Так, в предисловии к грамматике 1.1 указывается, что без специальных знаний книжник «основательнагѡ къ преводу орудїа» лишается и «въ неудобопостижны(х) б(о)гословски(х) и догматственныхъ писанїахъ, инде же и во їсториалныхъ не малѡ погрѣшиша и погрѣшаютъ» (л. 2). Аудитория может пониматься и более широко, тогда грамматика адресуется всем тем, кто занят чтением и толкованием текстов: «читающе по своему ра(з)сужденїю мнози ѡ вѣрѣ погрѣшиша и до н(ы)нѣ погрѣшаютъ» (там же, л. 2 об.) В грамматиках этого типа метаязыком является ц.‑сл., обычно в его «упрощенном» варианте (грамматики 1.1—1.5).
б. Грамматика предназначена иностранному читателю.
1). Автор не имеет в виду носителя того или иного конкретного европейского языка. Так, например, Лудольф (2.1) предназначал свою грамматику тем, «кому необходимо отправиться в Московию по политическим или по своим частным делам» (л. А об. [цит. по: Ларин 1937]). Отсюда и выбор в качестве метаязыка латыни — принятого языка науки. Кроме того, приведенные в конце грамматики диалоги Лудольф снабжает немецким переводом для тех, кто не владеет латынью («qui linguam latinam ignorant»). По мнению Лудольфа, русские должны изучать ц.‑сл., поэтому на них грамматика не рассчитана, хотя и должна иметь косвенное влияние и на русского читателя, так как «этот пример убедит русских, что можно печатать некоторые вещи и на народном наречии» (там же, л. А об.).
2). Грамматика адресована носителю определенного иностранного языка. Например, грамматики Глюка (2.3) или Пауса (2.4) предназначены немецкоязычному читателю (хотя Паус в отдельных случаях прибегает и к латыни, что придает большую точность и однозначность тем или иным терминам). Грамматика Сойе (2.5) написана для французов и должна, по замыслу автора, преодолеть предвзятое отношение к русскому языку. Необходимо отметить, что вопрос об адресате специально обсуждается в этой грамматике. Сойе пишет: «Уже кажетъся мнѣ слышать голосъ Францꙋзовъ, которыя меня въ баснословы въмѣняютъ, пѡ томꙋ что я книгꙋ рꙋкописменнꙋю сочинилъ въ ѧзыкѣ изъ которого якѡбы никакой пользꙋ не имѣли полꙋчить …» [Сойе, I, л. В об.]. Вместе с тем он не надеется и на сочувствие русского читателя: «Россїи меня за безъумного почтꙋтъ, въ такомъ намѣренїи бꙋттѡ бы они имѣли ѡтъ меня якѡ ѡтъ мастера того самого дѣла сего ѧзыка учиться, которого должны безъ всякого сомнѣнїя лꙋтче нежели я выразꙋметь …» (там же, л. В об.).