Что случилось, что же такого наделали эти люди, никто так и не узнал. Только внезапно на дороге какой-то самурай убил старшего брата Ёакэ. То ли дерзость какая примерещилась воину, то ли меч новый захотелось на живом теле испытать. Умер парень, а его друзья, дело с ним вместе имевшие, предали его семью. Через десять дней умерла замужняя сестра Ёакэ. Ещё через полгода болезнь сшибла с ног всех детей и невесток стариков, кроме Ёакэ. Всё, что оставалось из хороших вещей, продали старики, да почти ни за что: неохотно скупали люди вещи, боясь скверны – уж слишком резко настигли несчастных беды.
Старики крепились изо всех сил. Уж и мать Ёакэ, которая тогда занемогла, пошла было топиться, чтобы даром еду не проедать, оставить мужу и дочери. Да вовремя почуяла новую беду девчонка, прибежала к реке, схватила мать за полу кимоно, плакала так горько и так безутешно, что женщина помирать не решилась. А потом, долго-долго плакав и долго-долго совещавшись с мужем, продала Ёакэ в весёлый квартал, из которого той чудом удалось выбраться. Может, то боги чуть смилостивились от того, что родители девчонки всё ж таки помогали нищим, пока ещё водился достаток в их доме. Может, кто-то из бедняков из благодарности очень пылко молился за ту семью. Словом, выпорхнула Ёакэ из ужасного места и стала неприступной и блистающей «Гейшей рассвета». Позже родилась её сестра. Та, о ком Ёакэ теперь волновалась больше, чем о себе, и больше, чем о родителях. Как прекрасный лотос среди грязи и ила расцвела Ёакэ, прославилась даже за пределами Киото, однако всех её талантов не хватало, чтобы семья её выкарабкалась из нищеты.
Ходила Ёакэ по ночам – с утра до вечера работала на окия – по мико, шаманкам, монахам, выпытывала про причину злосчастий своей семьи. Те только брали деньги, усиленно припоминали всё, что знали и умели... и горестно разводили руками. Никто не знал, за что проклятье легло на Ёакэ и её семью. Один старый монах, чудесами прославившийся от Киото до Эдо, посоветовал Ёакэ все деньги, что ей из её заработка отдадут, все деньги, что сэкономит на нарядах и украшеньях, потратить на еду и подарки для нищих. Как бы ни было тяжко преступление, содеянное Ёакэ в прошлых жизнях или же её семьёй при жизни этой, однако же благими делами, быть может, смоется и это прегрешение.
Сказать, что Ёакэ стала святой, значит, ничего не сказать. Всё, что только могла, отдавала она тем, кто нуждался, и тем, кто обратился за помощью. Она сияла ярче падающей звезды, рассекая весь мрак тяжёлой и суетной жизни, она могла бы купаться в золоте и рисе, но всё, что хозяйка окия отдавала ей из её заработка, тратила на других. Исхудала Ёакэ, казалось, вот-вот растает. Поблекла её красота. Впрочем, толстый слой белил скрывал эту потерю. А таланты прекрасной юной гейши от отчаяния расцвели ещё ярче. И если остались ещё мужчины, которые голову потеряли от других женщин, то уж душами всех завладело её искусство.
Сам сёгун всполошился, едва не забросил всё, чтобы рвануться в Киото и сцапать прославленную искусницу и красотку в свои железные руки. Да император со всем выводком принцев и родственников сон потерял, завалил окия, в котором жила Ёакэ, слёзными любовными письмами, умоляя стать его наложницей, а то и... сказать даже страшно, до того обнаглел, главной женой. Нынешнюю главную жену свою император обещал выгнать из дворца, если только прекрасной Ёакэ будет того угодно. И даже наложниц своих обещал выгнать, только одну лишь Ёакэ любить. А уж сколько клялись другие её поклонники! Сколько писем со стихами, восхищениями, мольбами и обещаниями написали! Кажется, если бы собрать всю эту бумагу, то можно было весь Нихон(4) застелить в ряд или два.
Не желала Ёакэ быть ни чьей-то самозабвенной, ни чьей-то безумной любовью. Не желала сердце никому отдавать, так как всё время о спасении сестры и семьи думала. И богатого покровителя, который бы ей безбедную жизнь обеспечил, не искала. Нет таких денег, которыми бы можно было откупиться от страшного проклятия. Но может делами добрыми удастся хотя бы сестрёнку спасти ей? От ревности, от обиды докопались какие-то из влюблённых в Ёакэ до истории её, пустили гадкий слух, что проклята красавица, а потому не восхищаться ею, а гнать её надобно. Часть ухажёров отвалилась после, впрочем, всё равно их достаточно оставалось. Жизнь без Ёакэ, без ослепительной красоты её, без талантов её казалась многим мужчинам хуже проклятия.