- Борис, может быть, и русское, - сказал Ю. - Но только...
- Что - только? - напряглась мать.
- Сами-то русские и есть варяги, - разъяснил Ю. - Если хочешь разoбраться в корнях, тебе следует разделить русское и славянское. Так вот, Борис действительно может быть славянского происхождения. В крайнем случае греческого, в мифах боги ветров называются Бореи.
- Греческого, - оживилась Изабелла. - Наверняка греческого.
- Нет, - заявила мать. - Пусть хоть это имя останется рус... славянским, если уж нет других. Как видите, у моего упорства были основания, были причины подозревать...
На этой фразе и застукали заговорщиков вернувшиеся откуда-то Ди и Ба. Из гостей, из театра? Не знаю, знаю только, что выдался тот самый редчайший случай, когда на Ба было синее бархатное платье, припахивающее смесью нафталина с духами. Оно было синее до черноты, а в углу выреза сверкала белая с серебром брошь. В этом платье Ба не сразу осознавалась как Ба, казалась поначалу забредшей к нам по ошибке незнакомкой, чуточку уязвлённой тем, что очутилась среди и ей незнакомых людей: кроме броши, платью придавалась и специальная, соответствующая гримаска. На Ди же был коричневый в полоску костюм, галстук с булавкой и мягкая шляпа.
- О чём спор? - спросил он, снимая шляпу одной рукой, а другой одновременно ослабляя узел галстука. - О литературе, полагаю?
- Не совсем, - бесхитростно улыбаясь, ответил Ю. - О происхождении имён.
- О! - сказал Ди. - В этом деле я вам могу помочь, как никто.
- Вряд ли, - усомнилась мать. - Ведь речь идёт о том, почему нашего Борю назвали Борей.
- Бо, - поправил Ю.
- Why has the cat its name: cat, - засмеялась Изабелла.
- Это-то как раз литература, - заметил Ю, - но правда: почему?
- Ну, вопрос совсем простой, - сказал Ди. - Его так назвали в честь его... двоюродного деда, моего старшего брата Бориса.
- Слава Богу, что вашего брата звали Борисом, а не Самсоном или Навуходоносором! - вскричала мать. - Странно, но мне помнится, на этом имени, Борис, настаивала ваша жена, а ваш брат же не был и её братом? Или?
- Странно было бы, если б моего брата звали Навуходоносором, - возразил Ди. - В конце концов он же не был ассирийцем. А Самсоном, вернее Назореем Самсоном, прозвали не его, а меня, я в юности носил длинные волосы вот тут...
Ди показал - где, проведя пальцем перед левым, а потом перед правым ухом.
- Меня, а не его, родители хотели сделать раввином.
- Да, говорят, что одинаковые имена придают и наружное сходство, - сказала Изабелла. - Говорят, что определённое имя придаёт наружности определённые черты. Вот у нас, например: я и Жанна...
- Это говорят о фамилиях, - возразил отец. - Тут бы тоже нужен справочник, подобный справочнику Ломброзо, касающемуся физиономий. Но его пока нет.
- А если имя и фамилия вместе прикладываются к наружности, то это без сомнения должно удвоить эффект, - решил Ю. - Вот почему мы с тобой, брат, вовсе не похожи на дядю, в то время как, говорят...
- Ну да, - подхватил Ди. - Малыш действительно одно лицо с моим братом. Почему бы и нет? Сходство чаще проявляется через голову поколения, по Менделю.
- По Мендельсону, - фыркнула мать. - По Ломброзо. Всё это мистика. Мальчик должен быть похож ни на того, ни на другого, а на своего отца. Как и его отец - на своего. Ради порядка в доме вы-то должны бы придерживаться именно такой позиции, патриарх, презирая тот факт, что эта позиция несколько противоречит реальности.
- Не вижу противоречий, - поджал губы Ди. - Не вижу, чем бы такая позиция противоречила реальности.
- Ну, знаете! - воскликнула мать. - До сих пор я вас считала единственным тут нормальным человеком! Что ж вы теперь несёте... такую ересь? У моего мужа нет ни малейшего сходства с вами, вы сами это знаете. В то время как ваш младший сын...
- Ну, и что тебя в этом смущает? - пожал подложными плечами пиджака Ди. Назови прямо.
Но мать не назвала. Зато, отвернувшись в сторону, случайно - в мою, тихонько пообещала:
- Ещё назову.
- Собственно, мы снова уклонились от темы, - сияя белоснежными зубами, сказал Ю. - Речь шла не о том, почему назвали, а о том, какого происхождения это имя: славянского или греческого.
- Это верно, - подтвердил отец. - Тут и понадобится твоя помощь. А о том, почему назвали, можно было и своим умом дойти.
- Ты уверен? - спросил Ди. - Я не стал бы так полагаться на свой ум, как ты, ещё менее - на твой. Не всё познаётся умом, мой друг... То же и с этим именем: ещё вопрос, доступна ли такая задача уму.
- Уму доступно всё, - упрямо сказал отец. - Кроме, разумеется, явных ересей.
- Допустим, - повысил голос Ю, - но всё же: славянское или греческое?
- Ну, - поддержала его мать, по-прежнему глядя в сторону, но уже в другую: опять на печь, - что вы по этому вопросу скажете, ересиарх?
- Нечто вполне еретическое, - улыбнулся Ди. - Есть такая древнееврейская молитва: барух, барух, Адонаи. Имя Борух, по славянской библейской традиции Варух, а по позднейшей транскрипции Борис, означает "благословенный". Кстати, пророк Варух имел кой-какое отношение к литературе, Ю.
Глаза Ди, так похожие на глаза Ю, в почти невидимой рамочке очков мягко засветились, подобно очам благословляющего своих детей патриарха. Подобно очам пророка.
- Может, он и был первый профессиональный литератор на земле. А Пушкин уже потом.
Зайцы с очков Ди спрыгнули на приготовленные для ужина тарелки, а голова матери, вдруг утратившая поддержку шейных мышц, гулко стукнула лбом в стол. Глаза Ди преисполнились немилосердной чёрной синевы, подтверждая, что именно он, обладатель этих глаз, нанёс поваливший всех оппонентов убийственный удар: Ю обидчиво поджал губы, отец наоборот - разинул рот, Изабелла с преувеличенным интересом заглянула в его глубины... "А", вырвалось у матери, "как больно!"
- Пойдём-ка переодеваться, - сказала Ба, спускаясь со своих высот. - Пора ужинать.
- Думаю, тебе, как филологу и вместе с тем сыну, будет также интересно узнать, что Адонаи, соответствующее славянскому Господин, это почтительное обращение сотворённого к Отцу, - послушно поворачиваясь к выходу, договорил Ди, - ибо непристойно обращаться к нему по имени. До своего отцовства, то есть до Творения, он же обозначен другим словом: Элохим. Но ведь Элохим не единственное число, а множественное, так что об этом стоит подумать... филологам. Впрочем, такое кого угодно наведёт на размышления: в начале был не Бог, а Боги. То есть, сотворение мира - не умножение, а деление начала. Ещё точнее: из него вычитание.
И бархатное платье вместе с коричневым костюмом отправились в спальню, чтобы нырнуть там в глубины пузатого шкафа, подобно Ионе - в чрево кита, погрузиться в прежнее забвение. О, Господи, барух Адонаи, не допустите, чтоб и меня объяли воды забвения до души моей! Погрузили в глубины заточения, преисполненные выхлопными чарами нафталина. В глухой застенок - до следующего, поистине редчайшего случая, который, может быть, уже и не представится. Уж не придёт на помощь, никогда.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Боги пока не оставил меня, ведь я ещё жив и продолжаю, вон, выворачивать карманы памяти. Хотя, если закрыть старую детскую книжку и с другой стороны, глазами Ди глянуть на это ЧП, может, как раз и оставил, если я ещё не умер. Боги меня вычел из себя, если так глянуть, подкинув меня на Большой базар, или Большой базар подбросил мне, что одно и то же, во всяком случае, с другой точки зрения: жориной. В ту минуту, когда это произошло в очередной раз, то есть, подкидыш предстал Жоре снова, он гладил со своей подругой концертный костюм Сандро: серые брюки, пальто без рукавов, зато с крылаткой. Жора не только гладил, а подруга носила ему сменные, похожие на гигантские гантели Ю утюги с костёрчика, разведенного за вагончиком, Жора руководил глажкой, и потому был настроен воодушевлённо: первейшее дело - упаковка. В вагончике стояла жуткая духота, пары от мокрой простыни, через которую Жора гладил, смешивались с собственными жориными парами. Простыня была вся в чёрных колеях от закоптившихся утюгов, будто по ней ездили на мотоцикле. На ступеньках вагончика пристроился Ив, и подружка Жоры натыкалась на него, выбегая в очередной раз наружу за своими гантелями, и грозилась прижечь, в конце концов, ему темя раскалённым чугуном. Несмотря на угрозы, Ив не менял облюбованной позиции.