Спутники его недоуменно переглянулись.
- Странные вы, - резюмировал Дед Мороз.
Толик не стал уточнять, что он имеет в виду. Остановился перед соседней квартирой, потоптался. Настроение куда-то пропало.
- Веселье? - неуверенно спросила Снегурочка.
- Веселье, - решительно кивнул Толик и позвонил в дверь.
На первом этаже "аниматоры" застряли - сначала утешали ревущих и скандалящих близнецов, потом чаёвничали и потихоньку приходили в себя. Не заметили, как стемнело.
А Иван Петрович сидел в одиночестве на своей тускло освещённой кухне, с подушкой на коленях и мял в руках листок бумаги, невидяще глядя перед собой. Подушку он нёс к двери, чтобы прихватить её с мусором, когда пойдёт на улицу. Да так и ушёл с ней на кухню - с ней и с письмом, которое нашёл на пороге. Неизвестно, сколько бы он просидел ещё, но подозрительный шум, доносившийся из комнаты, вывел его из оцепенения. К тому же, довольно ощутимо тянуло по ногам.
В комнате, за тёмным проёмом окна болталась летающая тарелка, как их изображают на картинках - похожая на юлу из детства Ивана Петровича, только без центрального стержня и куда как больше. Окно распахнулось, липкая лента безвольно обвисла, от тарелки к ёлке протянулся бледный синюшный луч, окрашивая помещение в мистические тона. Иван Петрович застыл, поражённый.
Ёлка вдруг задрожала и начала отрываться от пола. Казалось даже, что она собралась выплыть в окно - величественно, словно призрак покойницы. Висящие на рамах ленты заколыхались пуще прежнего, наполняя комнату потусторонним шорохом и выводя Ивана Петровича из ступора.
- Ах ты, ворюга! - возмутился он и метнул в окно подушку. - А ну, пошла отсюда, кастрюля ржавая!
Подушка была старая, видавшая виды, с прохудившейся тканью, из которой тут и там вылезали колючие облезлые перья. Ударившись о летательный аппарат, она тут же распалась и почуявшие свободу перья закружили в воздухе. Иван Петрович поспешил захлопнуть створки, отрезая им путь обратно.
- До чего дошёл прогресс, - проворчал он и с чувством задёрнул занавески, - совсем обалдели!..
Вернувшись на кухню, Иван Петрович перечитал письмо.
"Здравствуй, деда!
Я очень скучаю, а ещё часто вспоминаю, как мы ходили пускать кораблик на речку и кататься на санках с горки. У нас всё хорошо, и в школе тоже. Скоро я стану совсем большой и приеду к тебе встречать Новый год, и мы снова пойдём на горку. Ты только санки не выкидывай и жди меня, а кораблик я сохранил. Алька."
За дверьми парадной с неба вместо снега весело спускались хлопья плешивых перьев. За перьями в свете фонаря висело что-то непонятное, похожее на летающую тарелку, если бы они существовали и имели обыкновение зависать перед окнами.
- Вот, блин, сцуко, Новый год! - восхитился Толик. - НЛО!
- Шибздик! - гаркнули над ухом.
- Держи мерзавца! - взвизгнул Дед Мороз и бросился вперёд. Подпрыгнул, ухватился за что-то на тарелке, чего Толик не разглядел, и повис в воздухе, болтая ногами и тихонько подвывая. Снегурка выхватила у Толика ружьё и выпустила очередь залпов; обнаружила, что от её стараний тарелка лишь приобрела более праздничный вид, сунула ружьё обратно и вцепилась в Деда.
Пока Толик, разинув рот, смотрел на всё это безобразие, тарелку повело в сторону. Борт её залило краской и к ней быстро прилипали не успевшие осесть перья, под брюхом болтался тщедушный Дед Мороз, за него держалась Снегурка, её ноги в полосатых штанах волочились по снегу.
- Стойте! - опомнился Толик. Побежал следом, бросился на Снегурку.
Тарелка притормозила и начала заваливаться, зависла на секунду, поколебалась и окончательно рухнула вниз.
- Я её держу, держу! - вопил Дед Мороз.
Рванув вперед, отчего Толик оторвался и ухнул лицом в снег, Снегурка шлёпнула о борт тарелки ладонью и та растворилась в сполохе света. Только вмятина на снегу и осталась.
Дед Мороз поднялся на ноги.
- А... - ошалевший Толик тыкал пальцем в пространство, где должна была находиться тарелка, и не мог найти слов. Но Дед Мороз его понял.
- Вот, - протянул он руку. - Мы его уменьшили.
- Чтобы не убежал, - пояснила Снегурочка.
На ладони Деда лежал и жалобно поблёскивал маленький НЛО с разводами краски по борту. На крышу спланировало одинокое перо, улеглось по-хозяйски. Толику показалось, что у него подкашиваются ноги, и он опёрся на первое, что попалось.
Каждому ружью в определённый момент положено выстрелить. Выстрелило и это.