Мальчишка заплакал, заревел надрывно. Долгов слышал, как он закричал: "Мама! Мамочка-а!" Но один из фашистов выстрелил в него в упор, и он замолчал навеки. Маленькое тельце покатилось по насыпи в кювет, через который эти двое только что перетащили его мать.
Долгов сжал челюсти, почувствовал, как кровь бросилась в голову, облила сердце. И он ускорил шаг, еще сам не зная, на что решится в следующее мгновение.
Кажется, женщина укусила кого-то из немцев за руку. Тот вскрикнул, и ей удалось вырваться. Обезумев от горя, она бросилась к своему ребенку. Он лежал в канаве, в грязи, на лице его застыло выражение боли и ужаса, а глаза смотрели на пригорок, где среди зеленых кустиков алела спелая земляника. На груди у него, чуть пониже сердца, растекалось алое пятно.
Ей оставалось сделать только два шага, и она, безудержно рыдая, уже протянула руки к мертвому сыну, но немцы догнали ее, схватили и вновь поволокли. Один из них стукнул ее прикладом автомата по голове, и она перестала биться в их руках. Потом он отошел в сторону, отвернулся и, закурив, стал глядеть на шоссе.
Долгову повезло: на глаза попалось орудие мщения. Он поднял с земли увесистый сук, корягу какую-то, и двинулся на фашиста, стоящего к нему спиной. Неслышно подкрался и, когда оставалось два шага, замахнулся... Немец, словно почуяв опасность, порывисто оглянулся, от удивления вытаращил глаза, но увернуться не успел. Удар пришелся прямо в лоб. Струей вырвалась из глубокой раны бурая кровь, залила фашисту лицо, и он рухнул к ногам лейтенанта. Долгов бросился к нему, чтобы снять автомат, но не успел. Тот, что глядел на дорогу, навалился на него сзади.
Он был тяжел, этот боров, пудов в шесть, наверное, но лейтенанту удалось вывернуться из его объятий. И вовремя. Только он очутился лицом к врагу, как увидел занесенный над ним нож. Блестящая, остро отточенная финка казалась игрушечной в огромной лапе этого "кабана". Долгов перехватил руку с ножом и с трудом завалил немца на бок. Опасность миновала, но фашист снова вскарабкался на него. Правда, уже без ножа. Выронил, наверное. Стал искать, шарить глазами по траве, но лейтенант ударил его в переносицу, и они снова покатились по земле. Так продолжалось с минуту, и Долгов почувствовал, что ослабел. Немец снова навалился на него и прижал коленом. Сопротивляться уже не было сил. Они встретились глазами. Фашист растянул губы в улыбке, изо рта противно пахнуло перегаром, и он вцепился в горло поверженного русского.
Тут бы и конец Долгову, но женщина к тому времени уже пришла в себя. Вскочила на ноги, быстро оценила ситуацию, схватила ту самую корягу и огрела немца по хребту. Хотела по голове, но боялась промахнуться, попасть в своего. Фашист дико взвыл и откинулся назад, убрав руки. Не мешкая, Долгов ткнул кулаком ему в глаз. Немец повалился набок, что-то выкрикивая на своем языке, а Долгов быстро поднялся, снял с убитого фашиста автомат и полоснул очередью по врагу.
Все было кончено. Долгов огляделся кругом: где же женщина? А она там, в кювете рыдала над телом своего ребенка. Умница, сообразила... другая на ее месте первым делом бросилась бы туда или просто смотрела бы, хлопая глазами и ожидая чуда. Но теперь нельзя терять ни минуты. Забрав два автомата и оттащив трупы фашистов в кусты, лейтенант чуть не насильно втолкнул в коляску женщину с мертвым ребенком на руках и дал газ.
За ними не было погони. Видимо, эти мотоциклисты решили прокатиться, перебрав накануне спиртного и перепутав дороги.
Так или иначе, примерно через час мотоцикл остановился в Барановичах.
Так началась для лейтенанта Ивана Долгова война. Потом его перебросили на восток под Слуцк, затем под Бобруйск; здесь он попал в истребительный полк, в котором и начал воевать.
А фронт отодвигался все дальше и дальше вглубь территории СССР. Из полка в полк, из дивизии в дивизию, теряя одних однополчан и находя других, старший лейтенант Долгов отступал на восток, пока не попал под Сталинград, потом под Курск. Это было в сорок третьем. Курская дуга. Теперь они уже не уступали ни пяди своей земли. Надоело отступать. Пришла пора гнать врага с оккупированной им территории. Кажется, два года войны научили кое-чему тех, кто наверху. Появились новые самолеты, и теперь уже "фоккеры" и "мессеры" уступали им в скорости, отовсюду прибывали эшелоны с танками и орудиями, показала свою огневую мощь знаменитая "катюша", и рухнул миф о непобедимости великой Германии.
Отсюда, от Курска, когда Долгова освободили, наконец, от должности летчика-инструктора и бросили в самое пекло, он и начал освобождать родную землю от незваного врага. С победами и поражениями, имея девять осколочных и пулевых ранений, майор Долгов вместе со своим прославленным Гвардейским истребительным полком, от которого отстал под Могилевом, дошел до Берлина.
Много лет прошло с тех пор, но никогда не забудутся фронтовые друзья, которых он терял еще быстрее, чем находил. Его боевой путь - от Западной Белоруссии до Сталинграда и обратно через всю Украину и Европу до самого Берлина. Он мог бы повторить его хоть сейчас, потому что на каждом десятке опаленных войной, кровавых километров полк оставлял за собой могилы боевых товарищей, с которыми порою не успевали даже как следует познакомиться.
И вот, наконец, долгожданный май 1945 года! Сто семнадцать боевых вылетов на его счету, двадцать один сбитый немецкий самолет, сам был сбит четыре раза, имел шесть вынужденных посадок.
По окончании войны Долгов служил в авиации до 1966 года, в начале шестьдесят седьмого в звании полковника ушел в отставку. Теперь он заслуженный пенсионер, Герой Советского Союза, кавалер двух орденов Великой Отечественной войны 1-й и 2-й степени, ордена Боевого Красного знамени, ордена Ленина; награжден медалями за освобождение родной страны и Западной Европы от ига фашизма.
Ему шел уже семьдесят пятый год. Но по-прежнему, как и в годы войны, он не ленился делать по утрам гимнастику, обливался холодной водой и ходил пешком, почти совсем игнорируя транспорт. Врачи только удивлялись: и как это он в таком возрасте выглядит молодцом, а ведь еще и курит! Даже осанка у него все та же, военная. Никогда не сгорбится, и в случае неудачи, беды какой - не заскулит, только крепче сожмет зубы... Так было, когда четыре года назад умер их сын. Это произошло неожиданно. Александру вдруг стало плохо, он побледнел, стал хватать ртом воздух, упал бы, да отец поддержал. "Скорая" примчалась на удивление быстро. Сын уже едва дышал, лоб пылал огнем. Его тут же увезли. И там, в больнице родители впервые услышали непонятное для них слово: пневмония. Крупозное воспаление обоих легких... Сутки напролет - в тревожном ожидании. И через два дня - как ножом в сердце: "Вашего сына больше нет. Сепсис - общее заражение крови".