Ольга. Да…Любовь!
Макшев. Нет, это не любовь… Не любовь! Изнутри виднее! Это себяобман… Знаешь, как синица и журавль… Один в руках, а другой: курлык-курлык – и кувшин в горло.
Ольга. Пошёл вон, дурак!
Макшев. Ну хорошо. Ухожу. Надо же, двадцать лет. И вот так… Жёлудь!.. (Показывает на подарок.) Подарок, между прочим… Насовсем. Когда будешь раскрывать… Не забудь ленточку… Вздёрнешь… Затем кнопка. Убираешь пластмассовую прокладку… Потом – по часовой стрелке… Взвинчено… И нюхай… Настоящий ландыш. Внизу число…
Ольга. Это что, духи?
Макшев. Да, духи… А я ухожу… Внизу число…
Ольга (держит в руках коробку с духами, немного размякла). Ну хорошо… Оставайся… Только в угол встань… Ты наказан!
Макшев (послушно становится в угол). Ладно, в угол – так в угол! Когда красивая женщина… Не то что в угол… Хоть в орлиную конуру на четвереньках… А за поцелуйчик – я и кефира могу выпить… из сержантского сапога… Я могу! Долго мне в углу-то?
Ольга. Долго! (Начинает петь.)
В это время подкрадывается вошедший Кожин, тоже в маске Деда Мороза, бесшумно ставит подарок на стол и хватает Ольгу сзади за талию.
(Испуганно кричит.) А-а-а!
Макшев (обернулся, не узнав друга, бросился Ольге на выручку). Ты чё? Ты чё её?
Кожин. Кто её? Я её двадцать лет!..
Макшев. Какой лет… Только пришёл – и жать на всё?
Кожин. Кто жать? Я слегка… ты бы видел…
Макшев. А! Знаем-знаем, слегка… Серафим без крыл, а как шкура неубитого медведя, так соловьём петь?
Кожин. И спою, спою! Если забыл, кто здесь в разуме поперхнулся. Мужик!.. Как будто слегка «на угадаешь» ни разу не видел? Не насовсем же!
Макшев (наконец узнал друга). Кожин!
Кожин (тоже узнал его. Далее идут воспоминания). Макшев! Двадцать лет! А ты помнишь на Чегете, когда ручей, слева подсолнух… И мы среди лягушек, как дурак!
Макшев. Помню…(Смеется.) Я вот когда через болото аист пикирует, словно подбитая мышь… А у меня трос от катера!
Кожин. Это какой трос? Тот самый, что возле крюка вжик-вжик три петли?
Макшев (смеется). Тот самый.
Кожин. А-ха-ха! А Дыбин тогда, помнишь, кричит: «Альпинистская привычка, альпинистская привычка!» Он бы ещё палатку с медведем на воду спустил.
Макшев. Хорошо, что ещё после обеда.
Кожин. Вот именно!
Макшев. Ой, Кожин, сколько всего! Сколько всего в жизни ещё предстоит…
Кожин (смеется). Помню… Двадцать лет… Не узнать… Как будто тебя и не было!
Макшев. И тебя тоже, Кожин…
Кожин. Эх, время, время… Не берёт!
Макшев и Кожин (запели).
В это время Оленька тоже запела, чтобы обратить на себя внимание.
Макшев, Кожин и Ольга (обняв Ольгу с двух сторон, допели песню в три голоса).
Ольга вытерла ностальгическую слезу.
Кожин. Эх, Ольга, Ольга… Смотри, Макшев, вот уж кого время не берёт! Ни попугай – сто пятьдесят лет. Ни черепаха, которой двадцать…
Ольга, А про возраст неприлично! Тем более при женщине.
Кожин. А кто тут про возраст? Где тут про возраст? (Начинает показно искать «возраст».) Возраст? Где тут возраст? Ау! Возраст! Нету возраста! Не вижу никакого возраста… Может, я – возраст? (К Макшеву.) Или ты – возраст?
Макшев. Нет. Я не возраст!
Кожин. Во! Вот видишь, и он не возраст. Нету возраста… Возраст, Оля, это всё равно что короткий щипок на тенистой поляне. Или даже нет… Это, скорей, похоже на заводной будильник в восемь. Поставил на восемь… Вот он и звенит в восемь. Поставил на двенадцать… Он и звенит в двенадцать. Потом взял… Стрелочки перевёл… Приложил к уху… а он даже не тикает. Ещё раз приложил – не тикает… Третий раз приложил! Опять не тикает! Тогда взял этот чёртов будильник, размахнулся и зашвырнул к собакам гусячьим! (Забрасывает будильник в угол.) Вот тебе и весь возраст!