― Какой-какой? ― придирчиво переспросил Колька.
― Генеральной! Вот какой!
― Небось, староста Светка возглавит? ― опять переспросил Колька.
― Может, без неё обойдёмся в этот раз.
― Опять придётся в школу тащиться. Можно было обойтись и без генеральной уборки. Лишний денёк бы погуляли, ― огорчённо произнёс Колька.
― А ты разве забыл про девиз: «Труд! Мир! Май!». Вот и будет тебе труд, а май ― целый месяц впереди. Ну, а мир со старостой Светкой, я думаю, мы найдём. Ведь нам предстоит скоро расставаться с этой школой. Не будет же она теперь вредничать напоследок, да и нам не придётся у неё просить списать домашние задания.
― Да, найдёшь с ней мир! На субботнике опять начнёт придираться. У нас, скажет, генеральная уборка, к этому надо отнестись серьёзно. Как будто ей больше всех надо. Да ещё подключит к этой уборке своих подружек: Тамарку — санитарку, да Вальку с Юлькой. Не зря они повязки с красным крестом на рукавах носят. Тоже мне санитары нашлись! Начнут раздавать задания и командовать: принесите то, сделайте это, парты, скажут, надо двигать, воду таскать. Надоели они со своей чистоплотностью!
― Вот тебе и будет «классный ледоход», ― вставил Васька. ― Парты в движение придут.
― А мне так лучше на субботнике на школьном дворе. Там есть, где разбежаться. Если что, то можно в кустах отсидеться, жуков, пауков, проснувшихся от зимней спячки, погонять, ― задумчиво глядя в окно, произнёс Колька. ― А ещё можно и на пруд, что за школой, сбегать. Там уж точно можно ледоход посмотреть, ― добавил он.
― Какой там ледоход увидишь? Просто ледолом или ледоутоп. Лёд треснет на пруду и под воду уйдёт. Вот и весь ледоход. Посмотреть на реке успеть надо! На стремнине лучше.
― Мне Гришка Грач тоже рассказывал, что слышал, как по ночам лёд на пруду потрескивал и шёпотом всю ночь кто-то там нашёптывал. Он рядом с прудом живёт. Вот бы подслушать этот разговор! Может, прудовому наскучило под льдом сидеть?
― Какому ещё прудовому?
― Ну, водяному. Не раз слышал, что они водятся на водоёмах.
― Враки всё это! Нет никого водяного. Даже если бы он был, тогда давно бы подо льдом задохся. Рыба и та без воздуха не может зиму пережить. Весной одни заморы по берегам. А ты про водяного!
― Может, самим смотаться под вечер на пруд и проверить Гришкины бредни, ― вдруг предложил Колька.
― А что, можно, ― согласился Василь. ― Вот только долго ждать вечера.
― Слушай, а может, Пыхтоша в его доме завёлся, ― произнёс с улыбкой Колька.
― Какой ещё Пыхтоша?
― Ну, тот, внучок домового, который ему во сне нашёптывал странные звуки.
― Он же про водяного рассказывал!
― Про водяного… может, ему всё это приснилось. Похоже, Гришка — чудак, наверное, решил развести нас.
Гришкины бредни до конца дня не давали Кольке покоя. Надо же было такое рассказать! Он и вправду поверил про ночной разговор и странный шёпот на пруду. А тут ещё Кольке припомнился один случай, который произошёл с ним, правда, дело было зимой. Зимой рано темнеет. Родители ещё с работы не успели вернуться, как день уже незаметно погрузился в вечерние сумерки, да так быстро, что улица стала серой ― дома и деревья, укрытые снежным покрывалом, незаметно растворились в пелене сгустившихся сумерек. От одиночества и духоты в доме Колька как-то устал, и к тому же ему захотелось просто подремать. Монотонное завывание ветра за окном, скрип ставней да стук калитки убаюкивали и расслабили окончательно Кольку. Под звуки этой мелодии и звенящей тишины в доме Колька незаметно закрыл глаза и провалился в сон. Сон был необычный, странно-загадочный. Как будто очутился он в зимнем глухом лесу. И рядом никого, ни одной живой души. Один среди снежного царства. Только сосны да мохнатые ели, укрытые снежным покрывалом, и вьюга метёт так, что в нескольких шагах впереди ничего не видно. Да так крутит пурга, словно снежная карусель в глазах мерещится.
А в центре этой «вертушки» за снежной пеленой ― в белом одеянии старуха с метлой. И тоже крутит метлой, что ни зги не видно. Ни тропинок, ни дорог. Кругом глубокие снега. Сама она улыбается и так ласково приглашает прогуляться по зимнему лесу. «А мне на что её приглашение?» ― подумалось Кольке. Только одна мысль в голове и крутится, как из леса быстрей выбраться. Хочет обратную дорогу разыскать, а ноги не слушаются, увязли в снегу, стали какими-то ватными и никак с места сдвинуться не могут. Уже и снега по
колено намело, а старуха всё метлой крутит да крутит.
Того и гляди занесёт всего, да и замерзнуть можно. Деревья от мороза потрескивают. На помощь пытался позвать, так и звук издать невозможно. Рот хоть раскрывается, а звука произнести нет мочи. Похоже, спёкся, окончательно в плен попал, в царство окаянной снежной колдуньи. Стал с усилием ноги из снега вытаскивать. Ноги дергает, а валенки словно к земле примёрзли. Не хотят вызволяться из снежного плена. Еле из валенок ноги вытащил. Стоит босыми ногами среди сугробов, а мороза не чувствует и думает, как теперь без валенок по сугробам до дома добежать. Да и дороги не видно. Совсем окочуриться можно. Снег залепил глаза, и стало ничего не видать. Через силу пришлось приоткрыть один глаз, рукой протёр его, а за ним второй. Потом сильно зажмурился и открыл зараз оба глаза. Снежная пелена вроде пропала, а в комнате тишина и гробовая темнота. Только ходики часов на стене тикают. Страх накатил. Не помнит Колька, как соскочил с кровати и с ходу запрыгнул в валенки, стоящие у печи, даже и не сообразил, как они в доме вперёд него оказались. Накинул шапку и телогрейку и бегом на улицу, за ворота. На улице вроде тихо, ветра нет, и метель не метёт. В окнах домов уже свет загорелся. И как-то на душе спокойней стало. А тут и отец показался, возвращаясь с работы. «Ладно, ― подумал Колька, ― пронесло. Хорошо, что не поддался на уговоры Снежной Колдуньи! А так неизвестно куда бы увела. Сейчас бы и не узнал и Гришкиной байки про водяного или как там его ― Пыхтошу, ну того, кто на ухо ему сонному нашёптывал, что весна на пороге».