Что я говорила? Рыж, кто—то обещал мне позвонить или написать, когда доедет до ******. Не ты ли это была пару часов назад? Этот Рэ, и этот его мини—ирокез, и стишки – зачем тебе это всё? Я не твоя мамочка, я не буду тебя отговаривать или, например, вкладывать свои мысли в твою голову, но..вот именно! – у тебя есть ГОЛОВА, ты мыслишь, ты думаешь и рассуждаешь. Вот и поразмысли, чем всё это может кончиться. Или это не кончится – ты влюбишься, будешь писать эти свои милые стишки, а через лет пять блевать от их запредельной нежности и тоски по прошедшему, ушедшему и невозвратному; осуществившемуся в прошлом, чтобы влиять на тебя настоящую и будущую. Он мне не нравится. Он бесперспективный и мрачный. Он депрессивнее самого дальнего района Иваново – где камыши и бездомные собаки в них; скалятся, когда кидаешь им чёрствый хлеб, и лают, если он ещё и в плесени. Он такой же – сидит в камышах, один из стаи этих страшных собак, ждёт, когда ты отвернёшься, чтобы прыгнуть тебе на спину и повалить. А чтобы ты не боялась и доверилась ему, он изображает доброго домашнего пса, случайно попавшего в плохую компанию; лижет твои ноги и руки – лишь бы ты взяла его к себе домой и приласкала, и накормила. Или заманивает в свой дом – в гниющую конуру в этом ******, чтобы терзать тебя спящую, беззащитную.
Набери мне утром.Когда – и если – проснёшься. __________________________________________________________________________
Джон ушёл в районе десяти утра. Мы договорились встретиться позже и показать Рыжу, что делать у нас в ****** нечего. Какое—то время после ухода Джона Рыж ещё спала, поэтому я взял собаку и пошёл на улицу.
Когда я вернулся, Рыж была в ванной. Я постучал и спросил, долго ли она ещё там будет (у собаки должны быть чистые лапы, если она хочет жить в моей квартире) и нужно ли ей свежее полотенце.
– (1) Да и (2) – тоже да. Ты не злишься?
Нет.
– А вообще, я уже выхожу. Принеси мне полотенце, только не подглядывай!
Я просунул полотенце в узкую щель между дверью и стеной, отвернувшись и закрыв глаза. Если это игра, то я участвую. Если это всерьёз – тогда я тем более всё делаю правильно.
Пока я возился с собакой и её пыльными лапами в ванной, сзади подошла Рыж, одетая в мою футболку – она доходила ей почти до колен – и обняла.
– Где ты был раньше? Почему не согревал? – Наверное, меня просто не было в твоей жизни, ты меня не знала. – А теперь? Согреешь? – Если только не будешь постоянно повторять, что ты зимняя. – Буду—буду—буду! А то ты не начнёшь меня греть!
Я вытер собаке лапы и опустил её на пол – она побежала на кухню, где стояла её миска со свежей едой. Рыж теперь стояла передо мной, держа обеими руками низ футболки, будто пытаясь опустить её ещё ниже и прикрыть колени. Полуулыбка, полуоборот, полувзгляд. И я встаю с бортика ванны, стягиваю с себя майку, Рыж прижимается ко мне и больше не держится за майку; мы страстно целуемся, она встаёт своими ступнями на мои, я делаю два шага в направлении комнаты и она, слегка подпрыгнув, обвивает ногами мою поясницу.
Мы заходим в комнату, буквально заваливаемся на кровать, не прекращая целоваться и обезвоздушивая себя всё больше и больше. Рыж расстёгивает пуговицу на моих шортах, затем молнию и пальцами ног пытается снять их совсем; когда она доходит до середины бедра, я рывком стягиваю их сам, их и мокрые от смазки трусы. Футболку она снимает с себя сама.
Она лежит на спине, я стою перед ней на коленях. Её ноги приподняты и скрещены на уровне бёдер. Я целую её ноги – от большого пальца вверх и обратно, глажу руками её мягкую кожу, не отводя взгляда; мы смотрим в глаза друг другу.
Я вижу страсть. Я хочу её полностью и прямо сейчас, мне страшно, что я могу больше не испытать того, что испытываю сейчас; сейчас и пятью минутами ранее. Это невыразимо, мы ещё даже не начали заниматься любовью, а мои ощущения и рецепторы обмануты, она их переиграла и полностью меня контролирует, держит на расстоянии скрещенных ног и приоткрывает губы, будто хочет меня поцеловать, но в последний момент отказывается от этой идеи и вместо этого проводит пальцами извилистую линию от набухшей на шее вены до груди.
Кажется, что я уже ничего не соображаю – оргазм пульсирует её пальцами по всему телу, не физический оргазм, а какого—то иного рода, который не концентрируется в нижней части туловища, а обволакивает каждую молекулу и врезается на бешеной скорости в кожу, стремясь попасть в кровь через каждую открытую пору.
– А у тебя есть презервативы? – Есть, – вру я, – могу надеть, если хочешь. – Не очень. Не боишься, что я наркоманка? – Нет. – А если я болею СПИДом? Или у меня другие болезни, передающиеся при сексе? – Значит, у меня тоже будет такая болезнь.