— Нет! — стихийно вскрикнула она, ударяя Алфи по плечу, — Это не пройдёт! Никогда не пройдёт!
Сара принялась ударять наотмашь и Соломонс ждал, позволял ей выпускать гнев, так уж было положено, отставив левый локоть. Он даже не моргал, получая удары, заслуженные, как ему казалось. Он ведь приручил её и знал, что лишь на время, а теперь он бросал её и это было подло, Алфи чувствовал, хоть и не признавал публично.
И если для Сары эта любовь произошла в шестнадцать и она болела ею очень долго и легко, то Альфреда любовь впервые щёлкнула в тридцать шесть и исход мог быть летальным. Эта болезнь проживёт в нём до гробовой доски.
— Я буду только тебя любить! — Сара выбивалась из сил, колотя Алфи.
Этими ударами она пыталась добиться от него хоть каких-то чувств и эмоций по отношению к ней. Приветствовался даже гнев, говорящий ей об отсутствии безразличия.
— Ты мне необходим!
— Тебе же так только кажется, да, — утвердил Алфи, решив, что он знает наверняка чужую душу, растягивая слог, прищурившись, осматривая Сару.
Он никогда не видел её в таком отчаянии. Алфи мог полагать, что решение Луки привело её к жесточайшей прострации в первую очередь. А их расставание во вторую. Как же было ошибочно его предположение.
Алфи взял её ладонь и цепко притянул к своей щеке, опуская на густую, коротко подстриженную бороду.
— Посмотри на меня! — потребовал он строго и Сара не посмела, — Посмотри, — прозвучало уже мягче.
Сара подняла голову и глаза, ощущая шелковистость лицевой растительности.
— Видишь седину, дорогуша? — спросил Алфи громко, — Видишь или нет?
Сара согласно покивала и, сглотнув после очередного всхлипа, добавила: — Красивая, как серебро.
Алфи чертыхнулся недовольный ответом и, опустив пса, скинув её руку с лица, расстегнул уцелевшие пуговицы рубашки и, сняв её, швырнул на пол. Сара внимательно осмотрела его торс и ахнула, когда Соломонс прижал её ладони к своей груди.
— Что ты видишь, Сара?
Она задумалась, обводя пальцем редкие татуировки, называемые в те времена «наколками военных лет», зарывая пальцы в волосы и задевая ведущую к паху линию роста.
— Сильное тело, — произнесла она и Алфи шумно вздохнул.
— А дряблость и сухость кожи ты не видишь, м? А отсутствие рельефности мышц, таки? — вопрошал он.
Сара задумчиво покачала головой, ведь она действительно не понимала о чем он говорит. Ей нравилось его тело. Оно было сухим и сильным.
Алфи ругнулся, распахивая пояс брюк. Звяканье пуговицы прошлось эхом по гостиной. Он делал это рвано, нарочно шумно и демонстративно. Сара потянулась рукой к его паху, но Алфи слабо ударил её по костяшкам.
— Ты уже забыла, как подшучивала что мой пах седеет быстрее бороды? Так вот, милая, ты была ебанистически права, да!
Сара отошла от Алфи на шаг, чтобы рассмотреть его таким, каким он пытался показать себя. Но она не видела в нём жил старости. На неё смотрел статный мужчина, крепкий и красивый, с проблесками редкой седины на бороде. Его грудь высоко вздымалась, руки переливались сетью вен, а тени пресса были почти заметными. Алфи был не таким несчастным, коим прикидывался.
— Что ты хочешь всем этим сказать? — спросила она безгласно.
Алфи шумно вздохнул, раздувая ноздри, подбирая слова, приближаясь к отпрыгнувшей от него Сары. Из его носа поплыл горячий воздух, пропитанный алкоголем. Алфи крепко охмелел, но из-за дум не заметил этого.
— Никто не позволит, чтобы главарь еврейской группировки отобрал итальянскую девчонку у мафии.
Сара не унималась: — Ты как-будто ищешь причину…
Алфи это разозлило — Сара била по шарам правды, но он держал мнимое спокойствие.
— Я, таки, расписываю факты, дорогая. Ты дочь итальянского босса, — проговорил он твёрдо, заглянув ей в глаза, — Твоя принадлежность иная. Это было ясно ещё с рождения. Я не по твою честь, милая. Внемли это.
Сара взмолилась: — Алфи, пожалуйста… — она дышала ему в лицо, утопая в серых очах, — Разве ты не видишь, что я тебя умоляю? — её голос подрагивал, но Соломонс был не преклонен.
— Я старше тебя на знатных шестнадцать лет. Через десять лет я буду тебе не интересен.
Сара почти касалась его губ своими.
— Ты сам как-то сказал мне, — начала она и Алфи аккуратно убрал с её лица короткую прядку, выпавшую из прически, храня намерение поцеловать, — Что наша разница в возрасте — залог истины, — её душевная атмосфера была так близка к его, вибрации голоса касались его губ, а её прерывистое дыхание заполняло его лёгкие, — А истина — это то, что есть в действительности, окантованное опытом. Почему же ты тогда отказываешься верить в то, что существует на самом деле?
Алфи выпрямился, оставляя в уголках улыбку сожаления, оставаясь, как и всегда, титанически спокойным.
— Я готова прятаться. Жить в затворничестве, чтобы моя семья не знала, где я! — умоляла его Сара.
Алфи улыбнулся.
—Твоё затворничество не выдержит и месяца, стоит тебе взглянуть на мои реалии. Я не приверженец чего-то постоянного и уж вряд ли когда-нибудь им стану. Во мне это не заложено, — огорченно подытожил он, проводя рукой по её мягкой макушке.
Сара, пытаясь удержать слезы, кивнула: — Я люблю тебя столько, сколько помню себя. Всю мою жизнь! И мне не важно какой ты и твои реалии.
Алфи поцеловал её в лоб, как целуют самых любимых и самых беззащитных, как послушного ребёнка, прежде чем оставить.
— У меня больше нет гордости, — просмотрев в его лицо сказала Сара.
— Кто я, чтобы забирать у тебя жизнь? — спросил он и устало вздохнул, отыскивая опору в спинке дивана, нависнув над сидящей Сарой, — Лишать возможности иметь семью, детей…м?
Сара схватила его за руки, поднимаясь на колени по мягкой обивке, смотря в глаза преданнее любого самого верного пса.
— Я никогда не попрошу свадьбы, — умоляла она и Алфи внимательно изучал её лицо в паре сантиметров от своего.
Улыбка печали, которую он сдерживал, была несопоставима с тем, что Сара говорит. Его сострадательная мягкость на лице была читаема, расправившая все морщинки.
— И детей мне не надо! — заявила она, но давала ли себе отчёт о том, что говорит, пока в глазах её было отчаяние, — Я не хочу перенаселять планету!
Соломонс скривил губы в подобии улыбки. Этот аргумент позабавил его, напомнив, что перед ним юная девушка, ещё мало что соображающая о мире. Он подумал о том, какую опасность представляет собой продолжение рода и решил, что Сара, с одной стороны, рассуждает почти мудро. Но эта мудрость была детской.
А потом, погладив такую верную и обожающую его Сару по щеке, Алфи сказал: — Глупая, маленькая и глупая, — в его голосе была слышна улыбка, — На что же ты умоляешь меня, м?
Сара перебила его, чувствуя как снова слезы заливают её лицо, скапливаются не проглатываемым комом в горле.
— Клянусь, что не будет ребёнка! Никогда!
Алфи выпрямился, поглаживая Сару по голове, касаясь большими пальцами точеных скул.
— Я, однако, не могу в этом поклясться, да?
Сара подняла глаза в вопросе и Алфи заметил его.
— Всевышний пошлёт его тебе, — рассуждал он, — Рано или поздно, через год или пять, потому что ты достойна, да-а, — протянул он, осматриваясь, прикусывая и облизывая нижнюю губу, позволяя выждать необходимую паузу, чтобы голос не дрогнул, чтобы связки не подвели его, — Я видел много семей, много женщин и мужчин не достойных чести быть родителем. Я тоже отношу себя к этой касте, — прибавил он. — И смотря на тебя, наблюдая за тобой годами, я думаю, что ты самая достойная из всех, так?
Алфи перевёл дух, утыкая два пальца туда, где у Сары колотилось сердце.
— Потому что в тебе есть то, чего нет у многих. В том числе и у меня, да?
— Что это? — нетерпеливо спросила Сара.
— Доброта, милая, — подытожил он, — Наивная и чистая доброта.