Выбрать главу

Сара громко стонет, плевав на старуху в столовой, на помощников, разбитых по периметру. Они знают её возгласы и знают, что для этого делает Алфи. Он двигается, вперёд-назад, вздернув её бедра и удерживая на весу. Алфи делает так, как ей нравится, резко опуская и также резко вздергивая. Сара цепляется за подлокотник, кусает губы, пока Алфи изводит языком её шею. Её подрагивающая грудь перед лицом приводит Соломонса в блаженство. Он видит как от каждого толчка её тело изгибается, переливается красотой и светится от блеска.

С каждой минутой движения Алфи становятся все быстрее. Он жаждет поцелуя, отыскивая её губы, сбивая её дыхание. Её стоны и его мычание, обычно сдерживаемое, но только не сейчас, сливаются. Это действо продолжается долго, голоса переплетаются: басистые вздохи Алфи, когда он чувствует финал, разрывают тишину дома. Теряя счёт времени и места, Сара напрягает свое тело, взбираясь на гору удовольствия, пока пальцы Алфи помогают ей взобраться скорее и легче. Он уменьшает глубину, плавает по краю, потому что так больше нравится его Саре. Алфи не набирает космическую скорость, делает все неукоснительно правильно, как по четкому регламенту, сталкивая Сару с горы удовольствия, заставив её, как от захвата духа, моляще застонать на разные мотивы, мелко задрожать и впиться в его плечи коготками. Алфи совершает несколько неумолимых движений и не может сдержать себя, чтобы шумно не выдохнуть и не зашипеть ей в губы. Одним резким движением Алфи вошёл в Сару до самого конца и соки его терпкой любви изливаются.

***

Сара изучала его покоренное лицо, привлеченное к её правой груди.

— Ты такая сладкая, такая… — мурчал он не свойственным ему языком, словно, чужим, иностранным, — Такая изнеженная, лилейная, уязвимая, таки.

Сара слабо улыбнулась, допуская Алфи гладить её бедра, талию.

— Теперь я понимаю, что в тебе находят женщины…

Алфи поднял голову: — Опа? — его вопросительный тон был речистым, — Однако? — а серые глаза приобрели форму блюдец, — Что ещё за новости?

Сара промолчала, потому что мысль о том, что с её уходом на этом диване будет другая, займёт её место, прожигала насквозь. Алфи выжидающе целовал её ключицу.

— Я жду, да?

— Потому что ты ласковый, чрезвычайно, — отратовала она, поднимаясь с дивана, выпутываясь из не желающих её выпускать объятий.

Соломонс приглушенно посмеялся, хватая Сару и усаживая на себя, поглаживая ровную спину.

— А ты не думала, что я ласков только с тобой, а? Не думала ведь?

Сара отстранилась, подбирая рубашку.

— Ты помнишь ноябрь восемнадцатого, правда? — с надеждой спросила она, — Тогда я поняла, что влюбилась в твою чрезвычайность на всю жизнь, — не представляя как тот ноябрь на самом деле изменил его.

Алфи поджал губы и, сложив руки, наклонил голову вперёд, теряясь в закоулках памяти.

Это был холодный ноябрь, когда он вернулся домой. Его ждали кузены, мать, тётки, а как выяснилось позже, ещё и четырнадцатилетняя Сара, которую он не узнал в толпе родни. Его встречала высокая, раздавшаяся в бёдрах девушка, очень изящная, но одновременно простая. Он приблизился к ней и растерялся, точно как и Сара.

Четыре года отдалили их, сделали почти незнакомцами. Никто из них не имел точного представления о том, что делать.

Сара подумала, что это будет невежественно, запрыгивать, как раньше, на руки к мистеру Соломонсу. Да и сама мысль заставила её покраснеть. Алфи предположил, что обнять её будет дерзким тоном, поэтому лишь скривил губы в подобии улыбки, бросая короткое: «привет».

Когда же он уходил, четыре года назад, в ночь проводов, выпавшую на Новый Год, Сара висела на его плече, поглаживая его мягкие волосы, зарывая в них маленькие пальчики. Девушка, что ждала Алфи в соседнем доме, уже вероятно досматривала третий сон, поэтому он уже не надеялся на свидание.

Алфи не забыл и добыл немного свечей для ёлки, а ещё бенгальских огней и серебряного дождя. Война войной, а у детей должен быть праздник — так он считал. Маленькие невинные создания не имели права страдать из-за взрослых неразумных решений.

Сара не хотела ложиться, а Иса попыталась перенять её из рук Алфи и уложить в постель.

— Я не хочу спать, — сказала она, цепляясь в шею Алфи мертвой хваткой, — А то я усну и дядя Алфи уйдёт!

Иса вздохнула, а Дарби лишь пожал плечами, перебираясь с женой и старшей дочерью на застеленный диван в гостиной.

Тава повернула рычажок радиоприёмника и музыка стала тихой и далёкой, как во сне. Сара опустила голову на плечо Соломонса, слушая его глубокое дыхание и укачивающие движения.

Девочка смотрела, как мигают на елке последние свечки и знала: вот-вот она задремлет и Алфи уйдёт, убеждая себя не смыкать глаз. Тихая музыка старой пластинки плыла по маленькой гостиной.

— Алфи, а ты обещаешь вернуться? — спросила она шепотом.

Соломонс улыбнулся: — Обещаю. Слово даю, Сара. А ты пообещай оставаться такой же доброй девочкой и слушаться маму? Без меня не бегай на стройку и не собирай гильзы с порохом, ладно?

Сара с трудом разомкнула губы, чтобы пообещать.

— А теперь, закрывай глазки.

Сара, наполненная надеждой, сама не заметила, как уснула.

Алфи отнёс сопящий комок на свою кровать. Неловко коснувшись губами виска Сары, Алфи плотно укрыл её тяжёлым ватным одеялом и опустился рядом, накрыв предплечьем лицо. Как же он не хотел наступления утра. Подниматься и идти на фронт, делать вид, что совсем не страшно.

Осмотрев около десяти раз свою комнату, вдохнув родной запах и мысленно распрощавшись с ней навсегда, Алфи незаметил и сам, как провалился в сон.

И тогда вдруг умолкла музыка и в тишине ночного города раздался далёкий звон часов. Это били часы в центре Лондона — Биг Бен оповестил страну о наступлении Нового года.

Алфи вернулся из воспоминаний, наблюдая, как Сара накидывает на плечи рубашку. Жалость и любовь столкнулись в его сердце.

— Хочешь, старуха наберёт тёплую ванну?

Сара отрицательно помотала головой.

— Зачем? — спросила она.

Алфи нахмурился, поднимаясь с места, прикрываясь сброшенными ранее белыми кальсонами.

— Ну, ванна, таки, знатно расслабляет на сон грядущий.

Сара посмотрела в его глаза: — Ты ведь не хочешь, чтобы я осталась насовсем?..

Алфи коснулся её лба губами, словно заменяя этим приставленный пистолет, вынося своё неминуемое решение.

***

Лука лежал в постели, наблюдая как доктор перевязывает аккуратно зашитую рану. Нога болела, и Луке было не до Доры, на теле которой мерцала красивая белоснежная ночнушка, а распущенные волосы и разрумяненное лицо добавляли шарма.

Лука же был задумчив. Его мысли касались Сары и о том, как будет нелегко затащить её в церковь.

Факт того, что девчонка решилась вонзить в него клин, явление само по себе жуткое, режущее больнее ножа.

Лука смотрел в потолок, пока доктор обрабатывал «творение» Сары, и не мог поверить в то, что наделала эта дрянная девчонка, в которую он влюблен без пяти минут пять лет.

Лука видел её противостояние и даже прочувствовал на себе, но всё чего он по-прежнему хотел — это заполучить Сару любой ценой. Даже если она искалечит его до полусмерти.

Доктор облил рану спиртом и Лука зашипел и понял остроту намерений не отказываться от своих планов на Сару.

Лука долго не мог уснуть, отвернувшись от Доры. Если бы не нога, он бы прямо сейчас отправился бы в таверну или паб. Всё равно куда, только бы снять стресс.

Но, всё, что Лука мог делать - это лежать и слушать шаги в коридоре, да сопение задремавшей Доры, распластавшейся на постели как выброшенный на берег кит.

— Ты такой удрученный, — ласково улыбнулась она, разомкнув губы и приоткрыв глаза, поглаживая мужчину по плечам.

Чангретта ухмыльнулся: — Мне пришлось нелегко этим вечером, это правда. Сара обезглавила меня своим поступком.

Дора не ответила и обиженно прикрыла глаза, когда Лука отодвинулся и убрал её руки. Он не скрывал, что думал о Саре даже в такой личный момент, в постели с Дорой.