Но всегда найдется рыба покрупнее и, зная, что Лука подловил его милую возле дома, Соломонс отошёл в тень, чтобы посмотреть на то, что произойдёт дальше.
Алфи взглянул на Сару и она прикрыла глаза, смаргивая слезы.
— Такое дело, — нарушил он её приглушенные всхлипывания, дерущие душу, — Всё когда-то кончается, Сара, да? — твёрдо дал понять Соломонс и девушка судорожно вздохнула, яро мотая головой в отрицании.
Алфи приподнялся и растянувшись над столом, протянул девушке священную книгу или, проще говоря, Тору. Еврей осторожно перевернул её и указал пальцем на нужный ему пункт.
— Дварим 7:3, таки, — ткнул Соломонс в нужную строчку, привлекая внимание Сары, — Вот тут, ага? — постучал он пальцем по печатному шрифту, — Читай давай, вслух, дорогуша, ага? Вытри слезы и прочти мне это.
Сара протерла лицо рукавом, проигнорировав прилетевший к ней чистый носовой платок из рук Соломонса, и глотнула воздуха.
— И не роднись с ними: — начала она чётко, — Дочери твоей не отдавай за сына его, — голосок её дрожал, пока Алфи смотрел в её лицо и соглашался, — И дочери его не бери за сына твоего, — читала она громко и ясно, — Ибо отвратят сынов твоих от Меня, и они будут служить иным божествам.
Алфи удовлетворенно хмыкнул: — Ты понимаешь, всё понимаешь ты, да? Ты уже большая девочка и должна понимать, ага?
Конечно, она понимала. Осознавала, что Алфи бросает её, разрывает все связи. Плач, отрывистый плач заполонил пространство кабинета. Сара плакала перед Алфи, сидя перед его безучастным лицом. И она не могла скрыть своих чувств по сравнению с евреем. Девушка не нашла в себе сил не показывать собственную слабость.
— Женишься на нееврейке и попадёшь в ад даже с целью исполнить главную заповедь! — процедил Алфи и сложил руки над книгой.
— Мы ведь любим друг друга…? — спросила его Сара в глаза и тот смотрел на неё в упор, надев маску абсолютного безразличия, развалившись в кресле, словно она пришла требовать своё жалование к концу рабочего дня.
— Я же люблю тебя, — прошептала она, — Помнишь, ты говорил, что любишь…
— Это уже твоя проблема, да? — не дал ей договорить Алфи, — И это всё, что тебе нужно знать, ясно, да? — стал ругаться Соломонс, указывая на Сару.
— Прошу тебя… Зачем ты так со мной, Алфи? — Сара не теряла надежды.
— Так, это нихуя не обсуждается, сладкая! Прочти мне, еб твою, ещё раз этот Дварим, если его смысл не добрался до твоей подкорки!
========== 1.2. ==========
***
Сара Сабини спешила домой, то и дело вытирая рукавом мокрое от слез лицо, огибая знакомые улочки Клеркенуэлла, перепрыгивая лужи после дождя. Яркое солнце озаряло закоптелые дворы, побуждая пташек ласково щебетать на весенние мотивы, сидя на тисе и буке.
Сара споткнулась об разбросанные кирпичные осколки, ободрала коленку и, поднявшись, ощутила себя прескверно и как никогда одиноко.
Только сейчас, спустя полчаса быстрого автоматического шага в сторону дома, до неё дошло, что Соломонс оставил её в прошлом, что она не сможет пойти к нему, показать разодранную кожу. И Алфи уже не будет в суете искать кусок пластыря, о чем-то ворчать и чертыхать кого-то третьего. Всё кончено. И ей оставалось только принять этот факт. Факт, как разбитую коленку, стереть кровь и двигаться дальше, несмотря на то, что больно.
Девушка подняла глаза. Небо было чистым и отражалось в её радужке свежей голубизной. Но Сара же наоборот чувствовала себя грязно, использовано, исчерчено, измято. Руки Алфи на её теле оставили грязные следы, отпечатки, как ей казалось.
Белые облака бежали, проносились над её головой и Сара задумалась над тем, куда они приведут её, если следовать за ними, за их белизной. Мисс Сабини жутко захотелось расспросить об этом Алфи. Так сильно, что в её сердце что-то гулко ухнуло, но тут же стихло. Её Алфи знал обо всём на свете. Сара могла спросить Соломонса о чём угодно и у него всегда было достаточно разумных ответов. Возможно, это было не совсем правильно, но в силу возраста Саре именно так и казалось.
К тому времени, когда ей исполнилось шестнадцать, Сара ещё совершенно ничего не мыслила в этой жизни, хотя ей казалось совершенно наоборот. Она могла устраивать споры, что-то доказывать и предлагать, утверждать, что с ней-то уж точно такого не будет! В шестнадцать никакой серьёзности на лице, нелепые мечтания о любви и тройки по математике, галстук школьной формы, смоченный в противном столовском супе и заброшенный за плечо. В эти годы ты настолько заполнен рассеянностью, поиском себя, своего внутреннего «я», которого ещё нет, что не чувствуешь, как рукав пиджака наполовину опущен в картофельное пюре.
Цветущие яблони и сакуры добавляли волнения в ранимую душу, пока тело сидело на уроке английского и смотрело в окно. Ноги болтались под партой и мяли дорогие туфли, а учитель мурлыкал что-то бессвязное, роняющее в полудрему. А если Сару и трогало что-то из школьной программы, то только романы, красивые и глубокие, молящие поверить в чью-то чепуху из прошлого века.
Тяжёлые темно-зеленые шторы в кабинете литературы были пропитаны пылью и скрежетом чернильной ручки по тетради. Учитель маячил вдоль книжных шкафов, ударялся об них и в отражении стекла Сара могла видеть всю причудливость причёски миссис Эткинс.
Что могло быть скучнее, чем ходить по кругу Трафальгар Сквер и обводить пальцем изображение фонтана, повторяя то, что не смогла повторить Джуди с последней парты, уронившая флаг Великобритании. Грохот и смех юных патриотов. Сара была не лучше, дернувшая от себя тяжёлую штору в кабинете географии и та сорвалась вместе с гардиной, точно возле её головы. Ещё б чуть-чуть правее и экзамен на уровне «О» для университета уже был бы ни к чему.
Все переживания мисс Сабини начинались и заканчивались на математике, которая и «подведела» её в будущем просчёте шагов. Выпускаясь из школы нужно было иметь хороший проходной балл для университета или старания «высоко» оценили бы на курсах секретаря. Там как раз не хватало таких грамотеев, которые не могут сложить дважды два, словно у них отбивная вместо мозга.
Тройки выстраивались в такой длинный ряд, что могли обогнуть планету и вернуться к Саре с другой стороны. А каждый урок математики был сродни пытки и учительница, как девушке казалось, издевалась над ней. На самом деле она делала из Сары хоть что-то, но она упрямо сопротивлялась и была строптивой, не умеющей применять теорему Виета. Несгораемой надеждой было то, что до дня экзаменов Тройственный союз доберется до Англии и к чертовой матери избавит Сару от страданий! Прости её, Господи.
Эти рассуждения были поспешны хотя бы потому, что Сара была из поколения, которое не прочувствовало на себе ужас войны и скрежет пороха и пыли на зубах. Они родились под голубым небом и росли в хороших пеленках, потому были наглыми, дерзкими и думающими, что им нечего терять, несмотря на то, что их отцы уходили на фронт.
А потом Альфред вошел в её жизнь окончательно, а не редкими встречами по пути в школу и всё изменилось, перевернулось с ног на голову.
В тот вечер, когда Алфи и Сара неожиданно поняли, что парящее между ними таинство взаимной симпатии достигло предела, майское солнце тяжело опускалось за горизонт, а мягкие сумерки окутывали город. Грузный вязаный пиджак колол шею и перегревал, отчего тело Сары зудело, как при чесотке. Тёмные грозовые тучи настигали, а запах сырости и прибитой пыли уже бил в нос, доносимый ветром с округи.
Сара и её соседка Джейн Холланд брели домой после Мессы, обсуждая неудовлетворенность оценками. Девушки увлеклись дебатами и последний автобус рванул мимо них. Решение идти пешком принималось моментально, подгоняемое отблеском удаляющихся автобусных фар.
Сара замедлила шаг, когда подъехала гладкая бордовая машина и мужчина с большой сигарой высунулся в окно, точно обезьянка на мяче с металлическими тарелками в лапах. Его синие глаза казались бесноватыми от природы, обрамленные прямыми ресницами. А короткие усы над верхней губой почти делали из него добряка, но это было не так. Сидя на пассажирском месте, он тихо присвистнул, заглянув девушкам под подолы и громко сказал: