Кристина открывает рот. Ей хочется что-то сказать, ответить откровенностью на откровенность, но она не может. Самую ее большую тайну Тори прознала сама. Поэтому девушка закрывает рот и снова смотрит на небо. Паршивый у них мир, ублюдочный. Пора уже привыкнуть.
— Эрик — скотина, — вдруг произносит Кристина неожиданно для самой себя.
Тори Ву хмыкает, затягиваясь третьей сигаретой.
— Скотина, — подтверждает она. — И Макс — скотина.
Кристина лишь жмет плечами. Наверное, скотина. Ей до Макса нет никакого дела. Ей до мира нет никакого дела. Так эгоистично, так отвратительно. Замкнулась на себе, на своих проблемах. Эгоистичная тварь. Да, да. И язык уже поворачивается так себя называть. Это все Эрик. Въелся к ней под кожу, стал частью мыслей и тела. Наверное, она теперь отравлена его присутствием на всю жизнь.
— Знаешь, а мне ведь нравится Макс, — говорит Тори и тушит сигарету о камень за своей спиной. — Хреново это так. Нас, женщин, вечно тянет на плохих. Паршивая у нас натура.
— А меня отталкивает Юрай. Я, кажется, доигралась.
С Тори Ву легко. Легко и просто обнажать ей душу, говорить о том, что трогает и задевает, делиться переживаниями. Тори знает, как Кристине отвратительно. У самой так же. Тори Ву ее понимает. Девушка знает это. Поэтому приходит сюда каждый вечер, прижимается спиной к шершавой стене, царапающей ей обнаженные участки кожи, и молчит, или говорит, или слушает. Трис бы стала ее осуждать. Наверняка. Хотя Кристина не уверена. История с Питером все не идет у нее из головы. Тори иная. Они с ней в одной упряжке.
— Попробуй с ним поговорить. Юрай — хороший парень. — Кристина кивает. — Только помни — если выберешь его, не сдавай назад. Он этого не заслуживает.
Девушка лишь закусывает губу. Она знает. Все знает. Готова повторять это раз за разом. Словно от этого будет легче. Эрик ведь ушел. Его комната около лестницы пустует, запертая на ключ. Легкий слой пыли уже успел покрыть пол и предметы мебели. Старенькому компьютеру разбили молотком монитор и помяли системный блок — Эрик уничтожал следы. Когда Кристина зашла туда снова, то не почувствовала даже легкого призрака чужого присутствия. Словно эта комната была всегда такой. Эвелин Джонсон приказала прочесать всю округу, искать предателя. Но Кристина знала, что Эрик уже далеко. Она сама его отпустила. И ненавидела себя за это. А он сохранил ей жизнь, хотя раньше, она уверена, сломал бы ей шею за то, что она узнала. Вот такой вот у них вышел расклад.
Думать об Эрике ей совсем не хочется. Больно.
Юрай Педрад определенно избегает Кристину. Это уже неоспоримо. На завтраке, обеде и ужине он всегда окружен своими друзьями. Сидит, подшучивает, пережевывает пищу. Он улыбается Марлен, и у Кристины сводит челюсть. Ей хочется заорать, что это несправедливо, что так быть не должно, но девушка понимает, что это — детский лепет. Юрай вправе выбирать, кому ему улыбаться, с кем смеяться, с кем скрашивать эти однообразные, серые дни. Кристина чувствует, что остается одна. Трис не ищет с ней встреч. Собственно, Приор не ищет встреч ни с кем. Она становится такой сосредоточенной, серьезной. Пропадает в кабинете Эвелин Джонсон часами. Кажется, мать Тобиаса начинает ей доверять. С Четыре Трис ругается время от времени. Кристина слышит ее звонкий голос. А потом иногда замечает, как страстно, с каким желанием и практически ненавистью Итон целует ее лучшую подругу. Эти двое неделимы. Даже в ссорах.
Напряжение лишь нарастает. Давит. Кристина всей кожей ощущает, что афракционеры готовы к решительным действиям. Джонсон темнит, просиживая ночи напролет в своем кабинете. Кристина даже не хочет знать, что там творится. Она летит в пропасть. Чернота разевает пасть. От пасти несет смрадом, гнилью и разложением. Чувство, будто черви проедают кожу. Кристина устала. Она почти сдается.
Девушка пытается поймать Юрая. В большом зале он всегда окружен людьми, на тренировках спаррингует с какими-то парнями, обхватывает брата рукой за шею и тянет на ринг, вечерами он все со своей компанией. И Кристина с ужасом осознает, что никого не знает из этих людей. Юрай вне зоны ее доступа. Девушка хочется биться головой о стену. И она все же решается на отчаянный шаг.
Она выхватывает Педрада вечером из толпы. Просто ловит за запястье, окруженного толпой незнакомых лиц. Кристина замечает лишь Зика и Марлен. Другие отпускают какие-то смешки, кривят рты, вскидывают брови. Юрай смотрит на нее хмуро, дергает руку, и его горячая ладонь исчезает из ее пальцев.
— Можем поговорить? — практически одними губами, смотря ему в глаза.
Юноша мнется, чешет рукой затылок, кидает взгляд на своих друзей. Кристина все еще помнит, как на Празднике Пяти Фракций она так же попросила его, и он с легкостью согласился. А теперь вот стоит, думает. В глазах младшего Педрада мелькает что-то странное. Но юноша все же кивает.
— Только быстро, — цедит он сквозь зубы. — Я сейчас вернусь, — бросает своим друзьям таким привычным голосом, тем самым, которым говорил когда-то с ней. Да вот только это все прошло.
— Спасибо, — лишь тихо говорит Кристина.
Они отходят в сторону, туда, где меньше людей. Но девушка тянет юношу дальше, из большого зала, где слишком много лишних ушей и совершенно нет личного пространства. Юрай нехотя подчиняется. Они сворачивают за угол, и лишь тогда Кристина останавливается.
— Прости меня, — выдыхает девушка, едва развернувшись к Педраду лицом.
— За что?
Парень не настроен с ней говорить. Она понимает это сразу. Стоит, засунув руки в карманы, перекатывается с пятки на носок, смотрит на нее сверху вниз и едва ведет головой. Она сама виновата. Сама.
— За то, что так вела себя с тобой. Ты этого не заслуживаешь.
— Да что ты.
Ядовито-то как, непривычно. Кристина лишь со свистом втягивает носом воздух. Она понимает, что у нее дрожат пальцы, и сжимает руки в кулаки. Она слабая. Слишком слабая. Если Юрай ее оттолкнет, то это просто доломает. Наверное, тогда она разрыдается. Но Кристина держится, смотрит юноше в глаза.
— Юрай…
— Послушай меня, Кристина, — перебивает он ее. — Я не хочу быть вечной заменой кому-то. Особенно Эрику. Не вешайся на меня, когда тебе плохо, когда тебе больно, когда ты запуталась. — Он качает головой, как-то с сожалением, собирает волосы своей пятерней на затылке. — Ты — хорошая девушка, но я — не игрушка, понимаешь? Подумай, определись. Мне надоело быть вторым вариантом.
Он смотрит на нее еще секунду, а потом разворачивается на пятках, чтобы уйти размашистым шагом, оставить ее одну.
— Юрай, пожалуйста!
Но мужская фигура уже исчезает за поворотом. Кристина прислоняется к холодной стене. Ладони у нее дрожат неудержимо, по щекам — влага. Девушка закусывает губу. До боли. До крови. Но это не отрезвляет. Кристина сползает по стене в самый низ, скрючивается на полу, подтягивает колени к груди и ощущает, как на нее обрушиваются рыдания. Они душат и душат. Ее трясет, колотит. Это жестоко. Это так больно. Но она сама виновата. Каждым своим поступком, каждым своим выбором. Наивная девчонка, ничего не знающая о жизни. Вот кто она такая. Растоптанная, маленькая, потерявшаяся, лишившаяся любой поддержки и опоры. Она не хотела так. Она всего лишь запуталась. Разве за ошибки не прощают? Разве не дают второй шанс? Юрай не жесток. Он всего лишь ценит себя. А она — ничто. Пустота.
Кристина не знает, сколько времени так сидит, глухо плачет, пряча опухшее лицо в ладонях. Она знает, что вся продрогла, а коридор поразительно пуст. Юрай не возвращается и не приходит. Так ведь не бывает. Жизнь — не сказки. Эрик оказался предателем, а Юрай не принимает ее с распростертыми объятиями. Ей пора стянуть с глаз розовые очки наивности. Пора стать жестче и сильнее. У Кристины все еще зудят костяшки от ударов о грушу, кости продрогли от долгого сидения на холодном бетонном полу, и лицо все расплылось солью и водой.
Девушка добредает до общей ванной, умывается, приводя себя в относительно божеский вид. Нос у нее распух, глаза красные, губы дрожат. Кристина вцепляется ломаными пальцами в раковину. Стоит, чуть наклонившись вперед, и сипло дышит. Только не реветь снова. Слезы ведь не помогут. Просто сделать вдох, а затем выдох. Дышать, дышать. Как бы херово не было, стоит дышать. И не плакать.