— Понеси его, — предлагает женщина. — Он к тебе хочет.
— Клара, я и дети…
— Он — твой сын.
Мужчина высокий, широкоплечий, мышцы под кожей стальные, в ухе серьга блестит, и глаза густо-черным подведены, слово у воронья. Волосы длинные, светлые, распущенные. Мальчик хватает их тонкими, совершенно детскими пальцами, когда отец берет его на руки. Осторожно так, с опаской. Клара рядом смеется. Локоны антрацитовые по плечам разбрызгивает, голову поворачивает, и от виска ее на всю щеку вьется змея, на коже вытатуированная.
Молодая семья идет неспешно. Клара засовывает руки в карманы, переступает черными ботинками через поваленные камни, перепрыгивает через рытвины и колдобины на дороге. Все оборачивается, смотрит на своих мужчин, давит улыбку, щурит глаза и снова вперед. Они ступают на территорию фракции Эрудиция в разгар дня. На двух Бесстрашных с ребенком оборачиваются. Но Клара задирает голову высоко, а муж ее бросает хмурые, мрачные взгляды из-под бровей, прячет лицо сына на своей груди. А ребенку нравится ловить ртом косые лучи карамельного солнца.
Они идут мимо промышленного комплекса и научного центра, такие яркие среди всех этих сине-голубых пятен. Клара усмехается, скалится каким-то фригидным умницам и умникам, огибает угол дома, а потом вытягивает руки, забирает ребенка у Грега, своего мужа. И будто преображается вся. И такое женское бьет в ней ключом, разукрашивает не слишком красивое лицо, ярче глаза делает. Мужчина усмехается, пинает носком ботинка камень, валяющийся на дороге. Идет.
— Ты думаешь это правильно? — спрашивает женщина. – То, что мы делаем?
— Мы уезжаем лишь на два месяца. Эрик пока побудет у Фрэнка. Алиса за ним присмотрит. Она же любит детей, ты знаешь.
— А если мы не вернемся, Грег? То, что тогда?
Мужчина молчит, ведет плечом, вытаскивает из кармана солнцезащитные очки и водружает их на нос, и мир сразу тускнет. Солнце наливается чернотой, ауру угрюмую на землю отбрасывает.
— Грег? — у нее голос тревожный.
Бесстрашные не боятся. Так легко отказываются от калек, больных, стариков и детей. Слабость — это ошибка.
— Я говорил с Максом. Он обещал позаботиться об Эрике, договориться. Если мы не вернемся, то, возможно, оставим мальчика у Фрэнка. Фрэнк согласен. Да и Алиса будет лишь рада — Амелии нужна компания. Сама знаешь.
— Переход из фракции во фракцию невозможен.
— Макс — лидер. У него может получиться. Да и бумаги можно сменить.
— Ты слишком доверяешь ему.
— Он — мой друг.
Клара вздыхает, перехватывает засыпающего ребенка на своих руках, так, чтобы было удобнее держать. Ее сын еще совсем малыш. Женщина смотрит вперед, на вырастающее здание высотой в несколько десятков этажей. Грег уверенно идет внутрь, толкает дверь, пропускает жену с ребенком на руках. Лифт гудит мерно. Клара приваливается к одной из его стен, ковыряет носком ботинка пол. Мужчина снимает очки, засовывает их в нагрудный карман кожанки, отталкивается от стены с легкой небрежностью и уверенно идет по коридору. Женщина улыбается ему в спину. Взрослый уже, а юношеское позерство, этот небрежный разбойничий лоск остается до сих пор в каждом движении. Дверь им открывает Алиса — светлокожая, с длинными волосами ниже поясницы, белыми, словно снег, с огромными голубыми глазищами, такая тонкая и фарфоровая, будто статуэтка. Глядя на нее, можно подумать, что это она — сестра Грега, а не ее муж Фрэнк.
Алиса приглашает молодую семью в квартиру: усаживает на широкой диван с синей обивкой, ставит кружки, наполненные чаем, вазу с конфетами на журнальный столик. Квартира просторная: окна во всю стену, и так много света, синяя мебель, светло-голубые обои. Алиса порхает в белоснежном платье с тонкими бретельками, иногда бегает в детскую, где играет ее маленькая дочь, а потом возвращается обратно. Легким движением, почти воздушным, скользит, утопает в мякоти подушек на кресле. Клара всегда называет ее чудачкой. Очень красивой и тонкой. И шепчет Грегу на ухо, что не понимает, зачем его брат, такой сухой, с очками на носу, следующий цифрам и законам науки, женился на этой лесной нимфе. Видимо, это любовь. Грег отвечает всегда иронично, словно не верит.
Фрэнк заходит в комнату и откидывает в сторону газету. Она шлепается на дальнее кресло. Фрэнк высокий, как и его брат. Только вот волос на голове совсем нет. Он поправляет очки на носу, одергивает рукав пиджака, скрывая меж складок материи дорогие часы. Костюм сидит на мужчине хорошо. Интеллектуальный лоск пробивается в каждом движении. Он не обращает внимания на жену, не смотрит на Клару, вперивает свой взгляд в Грега, потом равнодушно глядит на маленького Эрика.
— Два месяца, верно? — и пальцы его тарабанят по циферблату наручных часов, которые все-таки выглядывают из темно-синей ткани.
— Вы действительно едете туда? — спрашивает Алиса, чуть вытягивает шею, своей красивой головой ведет.
— Да, — Грег хмуро смотрит на нее. — Мы едем за стену. Что-то вроде исследовательской миссии.
— Всегда считала Бесстрашных сумасшедшими, — смеется Алиса, —, а малыш у вас и правда очаровательный. — Она меняет тему под стальным, совершенно холодным взглядом мужа, садится рядом с Кларой, склоняется над ребенком. Клара же хмурится. Фрэнк ей никогда не нравился.
Мужчины говорят долго. Среди произнесенных слов мелькают стена, Макс, усыновление, документы. Алиса позволяет маленькому Эрику играть с ее локонами: дергать, наматывать на палец, тянуть. Клара рассматривает ее ненароком. Прекрасная, словно кукла. Но добрая. Это видно. Клара не умеет так ворковать над маленькими детьми. Вот Алиса склоняется к ребенку, оголяет свою длинную шею. Клара как-то рассеяно отмечает, что на коже слишком много косметики, этой штукатурки, которой она сама почти не пользуется. И цвет шеи какой-то болезненный. Клара смотрит долго, так долго, что Алиса спешно прикрывается волосами, смущенно улыбается, смотря прямо в глаза. Женщины молчат. Кларе кажется, что она увидела то, что не должна была видеть.
Она и Грег уходят через пару часов, оставляя своего сына с дядей и его красивой женой. Где-то в детской перебирает игрушки Амелия. Эрик смотрит вслед родителям пристально, как-то совершенно не по-детски осмысленно. Словно понимает, что мать и отец больше не вернутся.
Тогда Эрику всего два года.
Воспоминание II
Проходит месяц. Потом еще один. Грег и Клара не возвращаются. Идет третий месяц. А их все нет и нет. А потом по всем ярко-голубым экранам пролетает новость. Алиса вся сжимается на диване, подтягивает к груди колени, и глаза ее блестят. Фрэнк лишь стягивает губы в одну тонкую линию. Экспедиция за стену обернулась крахом и провалом. Все ее члены пропали без вести, там, где выжженная земля, там, где могут быть абсолютно любые опасности, там, где нет жизни. Алиса мотает головой, кусает губы, прижимает дочь к своей груди и смотрит на Эрика. Мальчик глядит в ответ. Он не понимает печали взрослых. Этого странного, припаднического состояния красивой тети, этого хмурого, почти отцовского взгляда Фрэнка. Эрик лишь понимает, что родители не вернутся.
Мальчик живет в чужой и незнакомой квартире. Потолки тут высокие, а земля из окон смотрится ничтожно мелкой. И черные точки по ней ползут — прохожие. Алиса, которую он отказывается звать мамой, лишь по имени, снует по квартире в легких платьях. Она всегда такая воздушная, словно сотканная из пены облаков. Изящная, фарфоровая, с выразительными глазами и длинными пушистыми ресницами. Словно сошедшая со страниц детской сказки, где всем заправляют лесные феи. Ребенку Алиса кажется слегка странной, будто не от мира сего. Хотя улыбка у нее теплая, а руки ласковые. При муже своем она всегда как струна вытягивается, обнять его как-то пытается, ласково рукой по щеке провести, но Фрэнк лишь уворачивается, сжимает как-то недобро ее пальцы, почти до хруста костей, и на лице Алисы застывает комично-трагичное выражение. Чудная женщина. Эрику так кажется сейчас, будет он так же считать и спустя годы, называть ее низкой и падшей, и не понимать этого снисхождения со стороны Макса к ней, слишком красивой и насквозь порочной.