— Марш в ванную.
Сестра испаряется. Кристина улыбается. Отец тихо посмеивается, делая глоток из большой кружки кофе. Пена застревает в его усах. И он вытирает ее пальцами, пока жена не видит, распахивая окно настежь. Еще только утро, а день душный. Кристина глотает сок большими глотками. Вызывает недовольство матери этими пацанскими привычками. Младшая сестра уже сидит за столом и усиленно работает челюстями.
Кристина помнит свою семью такой. Строгая, но ласковая мать, которая умеет и похвалить, и поддержать, и дать необходимый подзатыльник, и вкусно накормить. Кристина по ней скучает. По ее теплым, таким нужным ей сейчас объятиям. По родному голосу, который, кажется, умеет успокаивать одним своим звучанием. Кристина помнит отца. Уважаемый судья в ее фракции детства. Он всегда строг с окружающими людьми, но только не со своими дочерьми и женой. Кристина не помнит, чтобы он когда-либо поднимал руку, даже тогда, когда несносные выходки двух юных девочек этого требовали. В ее доме, в том самом, который она называла своим долгие шестнадцать лет, есть большой фотоальбом, напичканный фотографиями. На них такая разная она. Кристина смеется. Кристина дурачится. Кристина корчит рожи. Кристина идет в школу. Кристина успешно сдает первый экзамен. Кристина присутствует на слушании дела в отцовском суде. Кристина с сестрой. Кристина с матерью. Кристина с отцом. Везде Кристина и неизменные улыбки. Счастье хлещет с этих фотокарточек, где фигурами на глянцевой бумаге застывают люди, события и само время. И, конечно, Кристина помнит сестру. Младшая, невыносимая, озорная и бесконечно любимая. Вот хоть сейчас закрывай глаза и представляй, как она носится по комнате, как скачет, вся такая непоседливая. А в другую секунду уже задумчивая, отстраненно и какая-то неуместно застенчивая. Сущий подросток. Такая же, какой совсем недавно была сама Кристина. Только она теперь уже взрослая. И дело не в цифрах. Дело в том, что она уже видела, что еще увидит. Теперь у нее в душе — война, под ногтями — кровь, на лице — звериный оскал. Теперь Кристина совсем иная. Но ее память все еще хранит прошлую жизнь, где были родные, была любовь, было счастье. И Кристина, наивная такая, все еще надеется, что эти картины можно повторить.
Но Эрик из ее мира должен исчезнуть.
Эрик — это все то, что разрушает ее. День за днем, ночь за ночью. А она, глупая, неимоверно, невероятно глупая, тянется к нему. Зачем? Кристина не знает. И даже сейчас, с раскуроченной грудной клеткой маленькой девочки перед глазами, со следами побоев на лице красивой женщины, с неправильной, неверной и ложной семьей, девушка понимает, что вязнет лишь сильнее. Нельзя простить Эрику его жестокость. Но нельзя и не понять, почему все так. Не ясно лишь одно: почему люди — такие звери, почему дети растут среди уродства, превращаясь в покалеченных мужчин и женщин. И она помнит его глаза. Холодные, стальные, серые. И осознание в них.
Эрик знает, что потерян для мира.
Знает, но живет. Всех марает. Ее пачкает. А она так устала сопротивляться. Путается. Спотыкается. Масти тасует. Голову задирает. И свет маленькой точкой в самом верху. И болото. Болото эмоций, мыслей, чувств. Все такая херня. Жизнь — херня. И будет лишь хуже. Рядом с этим человеком, в его прошлом, в его настоящем, в его будущем. Кристина знает.
Поток образов из слов в голове обрывается, когда девушка совершенно неожиданно оказывается в очередном коридоре. Кристина моргает. Раз. Два. Картинка проясняется. Расплывчатые силуэты уступают место реальным фигурам. Коридор пустой. За ее спиной черный зев клубящейся тьмы и почти нет электрических лампочек. Лишь поражающая своей стерильностью белизна стен. Перед девушкой — железная дверь. На ней мигает какая-то черная точка. Кристина приглядывается — дверь приоткрыта. Электронный замок мигает еще чаще. Видимо, кто-то вышел. Кристина вертит головой. Слева — голая стена. Справа — еще одна дверь и совершенно обычная табличка, оповещающая, что здесь находится санузел и туалет. Девушка слышит характерный звук сливаемой воды, понимает, что ручка двери вот-вот повернется, и практически не думает. В два легких шага Кристина скользит за железную дверь, тихо бежит вперед, петляя коридорами, как можно осторожнее и аккуратнее, оказывается в каком-то огромном зале и прячется под ближайший стол. Она сидит тихо, словно мышка. Слушает, как в груди бьется сердце, как шумит кровь в висках. Кристина вдруг вспоминает, что она находится во фракции Эрудиция, что, руководствуясь эмоциями, сбежала от единственного человека, который, по иронии, не иначе, служит ей хоть какой-то защитой здесь, в стане врага. Но Эрика нет рядом, и она совершенно неизвестно где. Одна. Среди чужеродных стен и неприветливых людей.
Кристина сидит под столом около десяти или пятнадцати минут. Пока не затекают все мышцы, обтянутые кожей, пока не начинают скулить и ныть, прося тело распрямиться, будто пружина. Девушка терпит, сцепляет зубы и снова терпит. Кристина сообразительная. Она быстро понимает, что миновала пункт охраны у самого входа, что, скорее всего, забрела в какое-то секретное место. Металлический стол наводит ее на мысли о лаборатории. Через три минуты Кристина выбирается из-под него. Она осматривается, замечает красный огонек мигающей камеры видеонаблюдения и тут же пригибается. Осторожно выглядывает, понимая, что камера направлена в иную сторону. Кристина видит еще карминовые точки, разбросанные по всему помещению. Они смотрятся как зрачки чумного зверья, и девушка ведет плечом — не по себе.
Кристина быстро соображает, что этот зал — большая лаборатория. Она видит выключенные мониторы компьютеров, огромные интерактивные доски, провода, впивающиеся в стену, как хищные щупальца морского гада, вытянутые столы, какие-то колбы за перегородками или спрятанные в навесных шкафах. Ее внимание привлекает прозрачное вещество, всем своим видом напоминающее обычную ключевую воду. Но вряд ли это так. Кристина смотрит на него с подозрением. Это вещество — единственное, что здесь есть. Все остальные колбы и пробирки девственно пусты. Девушка натыкается глазами на бумаги. В ночной темноте можно различить лишь белые листы формата A4, но не то, что на них написано. Даже очертаний букв не видно. Бумаги рядом с колбой, наполненной прозрачным веществом, кажутся Кристине важными. Почему — девушка не знает. Просто важными.
Кристина выдвигает ящики стола. Один. Листы белой бумаги, пачки ручек, линейки и простые карандаши, степлер, тетради. Второй. Плотный картон и больше ничего. Третий. Дырокол, коробки с клеем и ластиками, а потом фонарик. Девушка чуть не подпрыгивает на месте, радуясь такой удаче. И ладони потеют. Кристина напоминает себе, что она находится в самом сердце Эрудиции, в стане врага, что она там, где быть ей не следует, копается в том, в чем копаться не стоит. Кристина шумно сглатывает и включает фонарь. Луч света прорезает густую тьму, словно меч, рубящий податливую плоть. Девушка жмурится, опасливо смотрит по сторонам и склоняется над бумагами.
Буквы скачут перед глазами. Кристина читает и толком понять ничего не может. На листах с совершеннейшим официозом напечатана простая информация. Прозрачное вещество, окрещенное объектом А, даже не носящее названия, употребляется двумя способами. Первый. Его можно добавлять в любые продукты питания и воду в количестве нескольких миллилитров. Второй. Объект А можно довести до газообразного состояния и распылять в воздухе. И так, и так вещество будет попадать в организм. Через нос или рот. Кристина моргает, хмурится. Что это такое? Зачем? Следует глазами по тексту далее и чуть не давится воздухом. Объект А, прозрачное вещество в колбе, программирует человека на определенную идею с помощью образов через сны. Всем подопытным, на которых объект А тестировался, снился один и тот же сон и, спустя две недели, шел результат. Подопытные верили в то, что им навязывали, полагали, что сами так считают, не замечали подвоха.
Джанин Мэттьюс — такая сука, бесчеловечная тварь.
Кристина выдыхает. Громко и шумно, опускает голову, силится не заорать. Не трудно понять, как это опасное вещество лидер Эрудиции способна использовать. С его помощью она может зомбировать, навязывать собственные идеи, себя в качестве единственного лидера. Тут даже война не нужна. Это обман, ломаное людское сознание. И все так отвратительно, так ужасно. Латентные роботы — вот кто люди для Мэттьюс. Кристина дышит шумно, а потом вдруг зажимает рот рукой и отшатывается. Кто знает, что за информацию хранит это вещество сейчас. Кристина не хочет им дышать. Нет. А потом это происходит.