Эрик лишь качает головой.
— Зря ты перешла в Бесстрашие.
Когда он встает, на щеках Кристины остается след его ладоней. Теплых, слегка шершавых, с мозолями от постоянного обращения с оружием, с легкими шрамами, полученными во время боевых операций или тренировок. Девушка прижимает руки к лицу, сохраняет внезапно подаренное тепло. Глупо все это так. А она устала. Невыразимо, невыносимо устала. И мир ее ярко-красный.
Эрик же светит фонарем на труп, видит две вколотые в него шариковые ручки. Одна в глазу, другая — в шее. Во девка дает. Он достает тряпку из кармана штанов, аккуратно вытирает каждую из ручек, убирая следы пальцев Кристины.
— Что ты еще трогала? — спрашивает, вставая на ноги и разворачиваясь. — Говори. И живо.
Кристина молчит, сопит через нос, открывает рот, шумно дышит. У девчонки шок. Все никак не пройдет.
— Послушай меня внимательно. Если мы не уберемся отсюда через три минуты, то тебя найдут. Как думаешь, что с тобой сотворит эта сука из Эрудиции? — Кристина поднимает на него глаза. Огромные, слишком огромные на бледном, заплаканном лице. — Говори. Все, что трогала здесь.
— Стол, — набирает в грудь воздуха. — У тебя за спиной. Бумаги. Выдвижные ящики. Фонарик.
Эрик молчит, сметая следы девичьих пальцев с каждого предмета. Он не удивлен, что она все это прочитала и просмотрела. Наоборот, было бы странно, забрести в эту лабораторию и не сделать ничего из этого. Тут же просто кладезь информации. Мужчина как-то отстраненно подмечает, что ему плевать на то, что видела девчонка. Просто плевать. По хуй. Это ведь дела Мэттьюс. Не его.
У них остается всего минута, когда Эрик аккуратно обходит лужу крови, попутно засовывая в карман штанов тряпку, равняется с Кристиной, наклоняется и подхватывает ее на руки. Легко и невесомо, словно девушка ничего не весит. Кристина лишь пискает, прижимает к себе локти, напрягается. Эрик усмехается. Он уже таскал эту дуру на руках. Было как-то дело. Вела она себя также, будто он съест ее прямо здесь и сейчас, еще и кости обглодает. Эрик думает, что она до самого последнего лестничного пролета так и будет держать руки в кулаках да не расцеплять зубы. Но Кристина почему-то роняет голову на его плечо. Он краем глаза замечает, что его кожанка пачкается кровью и слезами. Ну сколько можно ныть, мать вашу? Ну убила. Ну к черту. Подох этот ублюдок. Баста. Эрик злится, пинает ногой дверь собственной квартиры, захлопывает ее с не меньшим грохотом. Мужчина оставляет Кристину в ее почти домашней камере, на кровати с черным бельем, все еще с подрагивающей нижней губой, но уже без истерик в горле и страха в глазах. Фаланги ее впиваются в матрац, и девушка губы облизывает.
— Скорее всего, Мэттьюс устроит обыск. Сиди тихо. Как мышь. Поняла? Эту дверь они в любом случае не обнаружат. Мозгов не хватит.
Он оставляет ее одну, смотрящую в схождение плит на каменном полу, на весь этот странный узор. У Кристины зудит кожа. Особенно горят те места, где ее касался Эрик. Плечо, которым она к нему прижималась, бок, которым она ощущала тепло его мощного, тренированного тела, висок, которым она чувствовала выпирающую кость его твердого плеча даже сквозь плотную ткань кожанки. У Кристины в голове — калейдоскоп образов и картинок, в груди — месиво ощущений. Она разрывается. Ее рвет на части. Прямо здесь. Прямо сейчас. Ей бы встать, пойти в ванную комнату, залезть в алюминиевую ванну и смыть с себя чужую кровь, стереть весь этот запах убийства и разлагающейся плоти, отодрать вместе с кожей, до мяса, до костей. Кристина сжимается на краю кровати и роняет голову на свои колени.
Эрик же за стеной быстро стягивает с себя одежду, пропитанную кровью, ищет зажигалку и поджигает материю прямо тут, в раковине. Ткань сгорает быстро. Он надевает чистые вещи, сует в карман кожанки сигареты и зажигалку, а потом оставляет свою квартиру. Обыск всего здания должен быть быстрым. Ему просто надо присутствовать в кабинете Джанин Мэттьюс, послушать ее истеричные вопли, словить глазами хмурый взгляд Макса, увидеть еще пару-тройку безымянных и совершенно не интересующих его лиц. Сделать вид, что ему все это важно. Лениво развалиться в дорогом кожаном кресле, который стоит в кабинете лидера фракции Эрудиция. И желательно не думать о девчонке.
Кристина.
Мать вашу.
Блять.
Это же надо было постараться устроить такое. Конечно, он сам виноват. Выпустил девчонку, одну, туда, на волю. Молодец, башку сам себе так скоро отвинтит. Эрик фыркает. Эрик ведет головой. И убила же. Эрик почти улыбается. Ушлая стала. Но последствий все равно боится. Не сможет она так жить, лучше бы и не лезла. Эрик втягивает воздух носом. Странно переживать за нее. Хотя нет, не то слово. Ему просто нужно и все. Нужно, чтобы с этой тонкой, как палка, дурой все было хорошо. Если она ревет, то только из-за него. Если на ней кровь, то только из-за него. Если у нее шок, то только из-за него. И никак иначе. Он должен марать ее в крови, грязи, боли, собственной блевотине. Он и никто другой. Другого он просто убьет, взведет курок и выстрелит. Ебанутые желания. Эрик знает. Вращается в кожаном кресле в кабинете Мэттьюс, пялится в окно.
— Эрик! – о! Мэттьюс визжит. — Ты меня слышишь?
Нет, сука, я тебя не слышу.
Мужчина голову поворачивает, хмурый взгляд на Джанин Мэттьюс вскидывает.
— Почему ты сегодня патрулировал здание?
— Потому что захотел, — отвечает он и снова закидывает голову на спинку кресла.
— Потому что захотел? — цедит, трясет, дрожь лютой ярости бьет. – Ты, — начинает она тихо, так тихо, будто змея шипит. Королевская кобра. — Будешь меня слушать. И подчиняться приказам. Понял?! — истерично, аж со слюной изо рта. Бабенка совсем с катушек слетает.
Эрик вращается в кресле, криво ухмыляется, но все же покорно произносит:
— Да, мэм.
И такая издевка, такая издевка.
— Выметайся.
К Джанин Мэттьюс возвращается самообладание. Лицо ее становится спокойным, черты разглаживаются, лишь глаза выдают все те лихие эмоции, что полыхают глубоко внутри. Она нервно проводит рукой по волосам и падает в свое офисное кресло. Макс смотрит на Эрика неодобрительно. Тот насмешливо салютует своему учителю, другу, наставнику и лидеру. Рано или поздно все это не сойдет ему с рук. Эрик знает. Эрик уверен. Он мало кого уважает в этом мире. Мэттьюс никогда не жаловал. Но сейчас переходит все дозволенные границы, словно крышу срывает. Эрик дает себе обещание следить за собой. Пока девчонка здесь, стоит поостеречься.
Обыск, конечно, был быстрым. Он осматривает свою квартиру беглым взглядом. Вещи почти не тронули. Мужчина смотрит на часы. Да, быстрым, очень быстрым, живо они тут все прочесали. Но его тайную комнату так и не нашли. Эрик усмехается. Еще бы. Он рос в Эрудиции, воспитывался в Бесстрашии, с кровью на руках всю жизнь — он умеет прятать вещи и людей, в том числе и двери. Всего лишь маленькая хитрость с материальной голограммой — новая разработка Эрудитов, которая пришлась очень кстати.
Когда мужчина заходит в комнату, девчонка все еще продолжает сидеть на кровати, на самом краю. Молчит. Эрик хмурится. Она вообще дышит там? Он подходит, трогает ее за плечо, и Кристина едва поднимает голову. Она похожа на труп, вылезший из земли. Тело рвется к жизни, но неизменно продолжает разлагаться. Глаза все красные, щеки и нос опухли, губы искусаны до бордовых рубцов. На лице, шее и руках засохшая кровь, и вся одежда ею пропитана. И, кажется, девчонку все еще колотит. Она сидит, теребит пальцами ткань футболки, молчит, взгляд отводит. Эрик тоже решает не говорить. Когда они сцепляются языками, то ничего хорошего из этого не выходит. В нем сейчас слишком много ярости и злости. Словами подавится.
Мужчина берет ее на руки. Кристина пискает. Слабо так, совсем по-мышинному. Плечом открывает дверь ванной комнаты, сажает девушку на холодный кафель душевой кабины в одежде. Сжимает челюсть, и желваки под кожей перекатываются. Эрик не смотрит на Кристину. Не стоит. Либо ударит, либо матом пошлет. Она сама подтягивает к своей груди колени, обнимает их руками. Ждет чего-то. Вода падает сверху теплым потоком прямо на голову девушке. Одежда тут же намокает. Грязные разводы чужой крови размазываются по коже.