Сукин сын.
— Ближе… — шепчет она… — больно…
— Какая послушная девочка, — у него хриплый смех, глубокий, им вибрирует воздух.
Эрик наваливается на нее, давит своим телом, упирается одной рукой в матрац, локтем в простынь, другую все не убирает с женского бедра. Он смотрит Кристине в глаза. То ли ее дразнит, то ли себя проверяет. Он начинает двигаться яро, следя за каждым изменением ее черт, за каждой реакцией на движения члена внутри. Вот она приоткрывает губы, вот чуть глаза закатывает, вот шею едва вытягивает. Эрик рычит, Эрик хрипит, Эрик толкается. Мир суживается до поступательных движений, до шлепков кожи. И влага. Смазка ее тела, пот, сбитое дыхание. Эрик зарывается носом в ее шею, шепчет что-то нечленораздельное, кусает ее плечо. Кристина стонет, бормочет, хнычет, почему-то боится поднять руки и прикоснуться к мужчине, обвить ладонями его шею. Эрик давно забыл о девушке под собой. Он просто движется, просто загоняет член в тугую глубину, просто хватает ртом воздух. Еще чуть-чуть и кончит, и мир взорвется искрами. Кристина вдруг вскрикивает особенно громко. То ли больно, то ли сладко. И мужчина вспоминает о распластанной по постели девчонке. Хрупкой и тонкой, напуганной, почти доломанной. Его костяшки по ее лицу, и глаза в глаза, он прижимается ртом к ее рту, тянет нитку слюны, дыхание друг в друга. Она вдруг с такой силой гнется, напрягает шею, обрисовывает каждую ключицу. Девочка кончает, бьется в конвульсиях. Мягкая и теплая под ним.
— Потерпи еще немного, — шепчет Эрик ей на ухо.
Внизу все горит. Напряжение такое, что, кажется, будто вот-вот мышцы лопнут, кожей обтянутые. И туго, и узко, и глубоко, и сладко. Да, держи меня там, внутри, сжимай, не отпускай, просто не отпускай. Кристина вскрикивает, когда он валится на нее всем телом. Загнанный, тяжело дышащий. Его дыхание тревожит ее шею. Кристина облизывает губы, осознавая, что пальцы дрожат.
Вот и все. Финал ее дурной истории. Пути назад нет. Эрик получил свое.
========== Глава 39 ==========
Тишина кажется плотной и массивной, словно заполоняет собой все пространство. Кристина лежит на спине, не шевелится, лишь смотрит в потолок, практически не моргая. Пальцы ее левой руки чуть дрожат. Это — всего лишь остаточное явление после всего, что было, так, легкий тремор, вибрация конечностей. У Кристины пересохло горло. Она облизывает губы, пытается скопить во рту слюну и сглотнуть. Глотку, словно песком засыпает. Девушке хочется кашлять, но она сдерживает свой позыв. Лишь грудь вздрагивает. Мужчина, лежащий рядом, косит на нее глаза. Кристина же боится смотреть в его сторону.
Наверное, это глупо. После всего, что было, так точно глупо. Она чувствует шевеление справа от себя. Матрац скулит, пружины сжимаются, Эрик садится. Смотреть на его спину не так боязно, и девушка аккуратно, будто невзначай косит на мужчину глаза. Он наклоняется куда-то вниз, вытягивает руку, а она завороженно наблюдает, как перекатываются мышцы под кожей, ловит взглядом движения лопаток на спине, то, как изгибается впалая линия позвоночника. У Эрика белая кожа с множеством черных пятен — татуировок. Кристина смотрит на ящера. Голова его примостилась на плече, все тело змеится по спине. Большой, черный, дегтярный дракон с цветными глазами внушает ужас. Еще девушка замечает татуировки на руках: антрацитовые угли Бесстрашия на предплечьях, и выше, там, где массивная шея, тоже цветут фигуры татуировок. Во фракции говорили, что у Эрика все тело в картинках, но это не так. Татуировок немного, но они большие. Спина, руки да шея — вот и все рисунки.
Мужчина поворачивает к ней голову, и Кристина тут же вспыхивает — он поймал ее, занимающейся подглядыванием. Она ждет колкой шуточки или злого слова, но вместо этого Эрик просто сует в рот сигарету, найденную среди вороха одежды на полу, щелкает зажигалкой и ложится обратно. Плечом он задевает ее плечо. Кристина не отодвигается. Так они и лежат. Оба обнаженные, с остывающими телами. Девушка все думает, что надо прикрыться, но ей почему-то не хочется. Какая разница? Теперь Эрик видел все. Теперь она совершенно не знает, что будет дальше.
Дым и запах никотина заполняют помещение. Кристина двигает носом, морщится и садится. Кожа ее начинает покрываться едва видимыми мурашками. Девочка смелеет, поворачивает голову и смотрит на Эрика. В полумраке помещения — тусклый свет падает из ванной комнаты, Кристина, видимо, выключить его забыла — яркий огонек сигареты мелькает оранжевой точкой. Девушка смотрит за его движениями: вверх, вниз, и снова вверх, а потом вниз. Она чуть прокашливается, когда о сухое горло скребется дым, огонек, кажется, замирает. Глаза привыкают смотреть сверху вниз, и девушка различает очертания мужского тела. Кристина смотрит на него с интересом. На все эти литые мышцы, темные татуировки, блестящий кое-где металл. Такие враки. По фракции среди девиц ходили шепотки, мол, Эрик весь изукрашен и исколот, даже член себе проколол. Кристина давит смешок и почему-то упирается взглядом в мужской пах. В спокойном состоянии чужая плоть ее не пугает, наоборот, даже как-то интересно. Она ведь знает, что стоит ей прикоснуться, провести пальцем, как член встрепенется, а стоит сжать всей ладонью, и она почувствует жар желания. Это уже пугает. Когда он твердый, горячий, утыкается ей в промежность. Кристина прикрывает глаза.
— Ты все еще его боишься? — Эрик тушит сигарету о прикроватную тумбочку и бросает ее туда же.
Девушка открывает рот, чтобы что-то сказать, но захлопывает его. И лишь мотает головой. Наверное, она не боится. Это было бы глупо. В постели действительно может быть хорошо. Она узнала, поняла, даже приняла. Только вот почему это все Эрик? Почему не Юрай? Кристина закусывает губу, смотрит вперед. Она ведь забыла. Так погрязла в собственных эмоциях и ощущениях, что забыла. Забыла, что ее держат насильно, что она видела в лаборатории на самых нижних этажах, забыла, что убила человека, забыла, что ей надо вырваться из этого места. Забыла о Фрэнке и Алисе. Эти имена заставляют встрепенуться. Девушка катает язык меж зубов, все смотрит на стену, думает. Эрик рядом с ней не шевелится. Он лежит и рассматривает ее. Она всем позвоночником чувствует его взгляд. Он вязкий, тяжелый, громоздкий, клеймящий, но теперь от него не тянет брезгливо передергивать плечами. Кристина вновь закрывает глаза.
— Ты худая, — следует реплика из мужских уст.
Женщина в Кристине хочет оскорбиться, но девочка в ней еще не настолько смелая, чтобы перечить этому опасному человеку, который сам, добровольно открывается ей совсем с иной стороны. Она все сидит и ждет, когда он уйдет. Просто свесит ноги, оденется и выйдет, закрыв за собой дверь на крепкий замок. Но Эрик продолжает лежать, закинув одну руку за голову, смотреть на нее и ничего не говорить. Это не напрягает. И Кристина с каждой секундой удивляется все больше и больше.
— Можно спросить?
Она открывает рот несмело, говорит тихо, ерзает на простынях, трет бедра друг о друга и чувствует, как меж ними что-то перекатывается. Кристина хмыкает себе под нос и вдруг понимает — остатки засохшей спермы. Значит, не все стерла с кожи. А ведь так старалась. Девушка мнется: сунуть руку себе меж ног при Эрике и выскрести остатки его семени она не может. Он точно поймет ее не так, как следует. Поэтому она подтягивает ноги к груди и чуть поворачивает голову, ожидая ответа на свой вопрос.
— Смотря, о чем, — наконец, отзывается мужчина.
Идет на контакт. Для него это странно. Вообще странно сидеть рядом с ним обнаженной и говорить спокойно, как это делают люди. Без ядреных эмоций в голосе, без привычной ненависти. Эрик ведь не такой. У Эрика все по грани и на излом. Ему нужно гипертрофировать, ему необходимо разрушать. Видеть его спокойным, даже умиротворенным — диковинное зрелище.
— О Фрэнке, — говорит Кристина, и он косит на нее глаза. Резко так, отрывисто.
— О Фрэнке?
— Да.
Он ведь хочет, да? Хочет, чтобы она спрашивала, чтобы интересовалась, чтобы топталась своими ногами по его паскудным воспоминаниям. Иначе зачем все было это показывать? Делать ее сопричастной к преступлению многолетней давности? Зачем? Кристина уверена, что у нее есть полное право спрашивать все, что она считает нужным. Но она нервничает. Облизывает губы, тянется рукой к простыне и кутается в нее, незаметным, легким жестом убирая остатки мужской спермы со своих бедер. В физиологии так много не самых приятных нюансов. Сейчас она это понимает. И все эти восторженные дурочки из фракции кажутся Кристине глупышками. Секс — это вот это. Это кровь, это сперма между твоих ног, это пот и слюна на коже, это боль, это тянущее чувство внизу живота, саднящее и неприятное. И нет никаких дурацких лепестков роз, свечей и шелка под спиной. Есть еще слезы, стоны, сбитое дыхание и простые, незамысловатые движения, от которых гнется тело. Кристина смотрит на ладонь левой руки. Все еще потряхивает. Сжимает ее в кулак. Успокоится, пройдет. Она никогда не мечтала о сказке. Это попросту глупо. Но реальность — она какая-то странная. Слишком простая и обыденная, но вместе с тем ошеломляющая. Кристина вдруг вспоминает о том, что они не предохранялись. Да так и застывает.