— Сегодня все завершится…— говорит шепотом, поглаживая указательным пальцем спусковой крючок. Ее рука весьма натренирована, а глаза горят дьявольским огнем.
Я бы хотел вернуться во времена святой инквизиции, чтобы лично отпустить грехи столь опасной ведьме. Ее робость и испуг не наиграны, но огонь так ярко горит, вынуждая становиться мотыльком.
— Правда? — изображаю недоумение, а потом резко меняю мимику лица, открывая свое безумие. — Кто бы мог подумать! — злюсь, потому что мой разум проговаривал эту же фразу.
Она делает резкий вдох и отходит назад, отвыкнув от моей вспыльчивости, но взгляд не убирает. Он скользит по мне весьма заманчиво и даже ласково. От него становится неудобно и одновременно приятно. Совсем не то, что представлялось мне ранее.
— Ублюдок…— опять шипит, сдувая прядь волос возле лица. Рука, удерживающая пистолет, не дрожит и продолжает указывать на меня.
Этот яростный жест успокаивает моего внутреннего демона, но не надолго. Опять разминаю шею и смотрю в сторону кухни. Я до сих пор голоден.
— Можно? — спрашиваю, небрежно махнув рукой вперед. Начинаю двигаться к холодильнику. Размеры прохода позволяют Марии не двигаться, но соблюдать безопасную дистанцию. Дуло глушителя упорно следует за мной и я уверен в том, что она не станет стрелять мне в спину.
«Ты хочешь видеть мои глаза…»
Открываю дверцу, рассматриваю содержимое. Мне нравится итальянская кухня, ее простота и особый аромат. Заостряю внимание на каччиаторе* и брускетте. Достаю контейнеры, а потом присвистываю от свежеприготовленного имбирного бисквита.
«Явно ждала гостей.»— мне не понравились эти мысли, поэтому я решаю поиграть на ее терпении.
Не используя столовые приборы, я просто беру руками куриную ножку и начинаю поглощать в стремлении утолить первый приступ голода. Делаю это максимально не естественно, не опрятно и весьма грубо.
Так продолжается до того момента, когда я сминаю в руке свежую выпечку.
— Прекрати. — требует малыш и опускает взгляд на мои лакированные ботинки. — Это бессмысленно.
Я усмехаюсь, стирая крошки с губ тыльной стороной ладони. Беру салфетку, вытираю руки и забираю со стола один мятный леденец. По прежнему осматриваю все вокруг, пока не натыкаюсь взглядом на приоткрытую дверцу шкафа, где должны стоять моющие принадлежности.
Она тоже смотрит туда и я отмечаю, как быстро увеличились ее темные зрачки. Открываю створку, рассматриваю новую электрическую кухонную пилу для рубки мяса и костей. Рядом две упаковки эластичных жгутов, моток плетеной веревки и нож для разделки мяса.
Шерлок бы тоже сразу догадался, так как все лежит особняком, в еще запакованном виде.
— Клеенку я тоже взяла.— проговаривает Мария, сделав два шага вперед.
Закатываю глаза и мычу от раздражения.
— И ты посчитала это оригинальным? — морщусь от отвращения. Никогда не любил убивать людей и фильмы с жестокими сценами не смотрел.— Даже пилочкой будет симпатичнее.
«Зачем вообще делать нечто грязное и недостойное, когда есть те, кто смогут все прекрасно исполнить за кучку новеньких купюр?»
— Это мне решать! — кричит и дергается, начиная терять контроль.
— Ну разумеется.— растягиваю слова, еще больше запугивая своим взглядом.
Она дышит слишком громко, через рот. Глаза сияют и я не могу понять от чего. Ненависть или страх.
Опять иду к ней навстречу, с равнодушием провожая направленный на себя пистолет. Мария хочет отойти в сторону, но знает, что это станет показателем ее неуверенности и слабости.
Долго и дотошно мою руки с мылом. Я маниакальный педант в отношении своего тела. Смотрю на исчезающую пену и задумываюсь о точном количестве убитых мною людей.
Их смерти, так или иначе, были частью моих планов.
Подхожу ближе и сталкиваюсь с дулом глушителя. Он нацелен строго мне в сердце.
— Ну давай уже. — выражаю всем своим видом скуку и разочарование.
Джим Мориарти не боится смерти. Наоборот, в ней есть выход из этой нескончаемой, заурядной карусели. Мой интеллект преодолел последние барьеры на пути к вечности.
Меня всегда будут помнить. С этим не поспоришь.
Мария слегка всхлипывает и делает два шага вперед. В ее глазах что-то сверкнуло, словно маленький взрыв. Женская ладонь касается моей груди и резко толкает к стене.
Похоже, мое равнодушие оскорбило ее окончательно.
— Ты…— давит мне на подбородок пистолетом, вынуждая откинуть голову назад.
Я больно ударился затылком, но стерпел, однако она совсем разыгралась, пытаясь придавить меня собой. Весьма странный метод давления с учетом неравных сил. Тактильное насилие не в ее характере. Она более пассивна и обманчиво послушна.
— Ты покалечил Шерлока! — ее пальцы сминают ткань моего пиджака, а резкие выдохи выдают отчаяние с примесью нестабильности.
— Брось, они всего-то хотели сделать его своим…— теряю нить мыслей, потому что в этот момент, она прижимается ко мне особенно сильно, зашипев через сжатые зубы.
Я чувствую тепло ее живота, запах чистой кожи и дыхание.
— Ты специально все подстроил, чтобы он страдал, а я была вынуждена…— тут обрывается уже Мария, поздно осознав последствия своей эмоциональности.
Я ожидал упреков и обвинений, ведь все положительные герои должны обрушить гневную тираду на злодея, перед тем, как его убить. Стандарты никто не отменял и мне должно стать противно от осознания этого, однако наш близкий контакт все меняет.
Слышу смену ее дыхания. Вдохи порывистые, но становятся глубокими. Пальцы до сих пор сжимают ткань пиджака, рука с пистолетом дрожит. Она на пределе.
— Это ведь так просто, малыш…
— Заткнись! — женщина вздрагивает, но не отдаляется от меня. — Заткнись…— уже шепотом. Неровным, тихим и, мать его, горячим.
«Это что еще за фокусы?»
Мое тело радуется нашей встрече явно больше разума, но и она не спешит привести в действие свой продуманный план. Близость пробуждает физиологический рефлекс в моих штанах. Хочу посмотреть ей в глаза, но оружие давит на подбородок, не позволяя опустить голову.
Эта нерешительность не связана с трусостью. Живот по-прежнему давит на меня и я пытаюсь вспомнить, убивал ли беременных женщин.
Вполне возможно.
А детей?
Разумеется. Злодей-консультант не делит своих жертв по гендерным, возрастным и физическим показателям.
— Все из-за тебя, — она опять шепчет, дыша мне в ключицу. Разница в росте у нас вполне весома, хотя я не являюсь высоким парнем.
«Маленькие женщины могут быть очень интересны.»
— Из-за тебя…— монотонно повторяет Мария, а я прислушиваюсь к посторонним звукам.
Дышит. Сглатывает. Смотрит.
Весьма нагло, ревностно и так непохоже.
«Давай, детка…»— меня нервирует это молчание, эта тишина между нами и ее близость.
Женские пальцы отпускают мой пиджак и невесомо скользят вниз, обводя две пуговицы. Мария думает, и это отчетливо ощущается. Мне не нравится такой поворот в игре. Он ведет к осложнениям, хотя и вызывает давно позабытый интерес.
Она перестает дышать, словно решается на какую-то спонтанную идею, поразившую ее маленькую головку. Теплая ладошка забирается под пиджак.
«О, так тебя заинтересовала моя ответная реакция?»— растягиваю губы в улыбке, желая вдохновить ее новым унижением.
Но все чертовски неожиданно меняется. Ее пальцы ловко расстегивают молнию и проникают в ширинку. Женское тело еще больше прижимает меня, а выдох сопровождается слабым всхлипом, словно ей больно.
Также, как и мне.
— Я скучала, Джеймс. — незнакомый, низкий голос обволакивает мои уши, проникает в мозг и сворачивает извилины в запутанный клубок.