Стив хочет еще что-то сказать, но Барнс вдруг вздрагивает, когда мальчик неосторожно задевает его бок ногой, которую решил подогнуть под себя.
– Прости! Прости, Джеймс! – восклицает Стив и виновато смотрит на мужчину.
– Все нормально, – спешит убедить его Барнс, но на всякий случай отодвигается подальше от острого колена.
– Дай я посмотрю, – Роджерс уверенно тянется к чужой футболке и берется за край.
– Все правда хорошо, Стив, перестань, – Барнс пытается перехватить его руку, но мальчишка оказывается на удивление проворным.
Приподнимает ткань и внимательно смотрит на заживающую рану. Каждый раз, когда он думает о ранении Джеймса, ему становится дурно от мысли, что было бы, если бы он не смог обработать все должным образом, если бы Барнс оказался не настолько сильным, чтобы выжить. Роджерс бы просто свихнулся.
– Смотри-ка, – довольно произносит он, – хорошо заживает.
– Да уж, – Барнс смотрит куда-то в сторону, между бровей у него пролегает напряженная складка. – Как на собаке.
Стив ничего не отвечает и продолжает разглядывать бок мужчины. Отпускает край футболки, и только Барнс готовится спокойно выдохнуть, как вдруг мальчишка дотрагивается пальцами до кожи. Джеймс вновь вздрагивает.
– Больно? – брови Стива обеспокоенно взлетают вверх. Он подается вперед и теперь сидит, плотно прижавшись к бедру Барнса.
– Нет, – мужчина сжимает губы и пытается отползти подальше.
– Тут кожа горячее, – шепчет Стив, низко склонившись над мужчиной, продолжая невесомо порхать по животу тонкими пальцами. – Может, ты все же сходишь к мистеру Хиллу? Он настоящий врач, вдруг что-то идет не так?
– Все уже почти зажило, – сипит Барнс, все еще пытаясь незаметно отползти в сторону.
Роджерс бросает на него пристальный взгляд. Зависает на несколько мгновений, будто обдумывая что-то, а потом снова склоняется над мужчиной и проводит языком по рубцующейся ране.
Барнс едва не сваливается с кровати – так старательно пытался отодвинуться от мальчишки, что незаметно даже для себя оказался на самом краю.
– Стив… – он замирает, когда горячий влажный язык скользит по тонкой, чувствительной коже. – Стив, что ты… постой. Подожди, не…
Роджерс сжимает его бедра, обтянутые тканью штанов, и настойчиво притягивает ближе к себе. Барнс переворачивается на спину, и, вцепившись в покрывало, тяжело дыша, смотрит, как мальчишка вылизывает рубцы.
Он зализывает рану, как это делают животные – широко и мокро проходится языком по изувеченной коже. Острым кончиком оставляет короткие быстрые мазки. Медленно-медленно ведет вверх, прижимается губами к грубым краям, а прохладными ладонями несмело поглаживает напряженные бедра.
Барнс, откинувшись на подушку, позволяет себе раствориться в ощущениях. Чувствует ли он голод? Безусловно. Напряжение и физическое желание копятся в нем, но он понимает, что не должен поддаваться слабости и использовать Стива таким образом. Да, чертовски хочется подмять хрупкое, тонкое тело под себя, навалиться сверху и раствориться в тугом жаре. До зубного скрежета и трясущихся рук хочется. Еще до ранения хотелось, но Джеймс понимает, что нельзя терять голову.
– Стив, слышишь, постой. Подожди. Не надо, Стив, – он все же находит в себе силы приподняться. Касается ладонью щеки мальчика и заставляет того отстраниться.
Досадно лишь то, что единственное, что в этот момент действительно интересует Барнса – так же ярко горели бы губы и щеки Стива, окажись он под Джеймсом? А шея и грудь? На них бы тоже спустился алый цвет? Или кожа на груди и животе оставалась бы бледной, отчего метки, жадно оставленные Барнсом, были бы еще заметнее? Мужчина едва не взвывает от подобных мыслей, которые вихрем носятся в голове, вообще никак не помогая найти выход из сложившейся ситуации.
– Почему не надо, Джеймс? – Роджерс сидит на коленях, облизывая губы. – У тебя же… ну, у тебя стоит. – Последнее слово он произносит практически неслышно, отводит стыдливо глаза и полыхает румянцем еще сильнее.
«Да, точно, Стив, пять баллов тебе за наблюдательность», – хочется съязвить Барнсу.
– Потому что это неправильно, – Джеймс окончательно принимает сидячее положение, одергивает футболку, и протягивает руки ладонями вверх – открытый жест, чтобы не оттолкнуть мальчика еще больше, а успокоить.
– Ты несешь какую-то чушь, – Роджерс хмурится и уголок его губ сердито дергается. – Пусть я кажусь тебе неопытным малолеткой, но я не дурак, я же вижу, что… – он теряется и взмахивает руками, пытаясь таким образом выразить обуревающие его чувства.
– Послушай, Стив, – осторожно начинает Барнс. Ему меньше всего хочется обидеть парня. – Иногда нам кажется, что мы испытываем те или иные чувства к тому или иному человеку, но в действительности же…
Боже, если бы его сейчас – мямлящего и невразумительно что-то бормочущего себе под нос, тщетно пытающегося прикрыть член, натягивающий ткань штанов – увидела Наташа, она смеялась бы до слез. Барнс и сам не ожидал, что ему, дожившему почти до пятого десятка, придется не только возбуждаться при виде подростка, но и пытаться образумить, отговаривать его от поспешных, необдуманных поступков.
– В общем, Стив, я не мастер воспитательных речей и подобных вещей, – упрямо продолжает он, опустив взгляд и сцепив перед собой руки в замок, не оставляя попыток прикрыться, – не надо делать то, о чем потом можешь пожалеть. О чем мы будем жалеть. Не стоит.
Он уверен, что с горем пополам, но донес до Стива правильные мысли, и при этом не задел чувства мальчика. Барнс поднимает голову и с надеждой смотрит на Рожерса: правильно ли тот все понял, не обиделся ли. Мальчишка сидит, упрямо сжав губы, и все то время, что Барнс толкает просветительские речи, кивает головой в такт словам.
– Ну… в общем, надеюсь, что между нами не осталось недопонимания, – заканчивает свой монолог мужчина и замолкает.
Стив тоже молчит. Сидит на месте, переплетая тонкие бледные пальцы, и задумчиво проходится языком по губам. «Уходи, уходи скорее, мелкий, пока я держу себя в руках», – мысленно молит его Барнс. В его ближайших планах как раз и есть мысль подержать себя в руках. В руке. Да, в компании собственной руки он и скрасит этот напряженный вечерок. Отличная идея. Нужно только, чтобы Стив ушел к себе в комнату, а завтра утром они уже и не вспомнят, с чего начался весь сыр-бор.
Роджерс наконец-то перестает изображать истукана, и на долю секунды Джеймс искренне уверен, что все – проблема миновала. Он свято верит в собственную ложь до того самого момента, пока Стив вдруг не подается вперед.
– Нет-нет-нет, – шепчет Барнс, накрывая рукой дрожащую ладонь Роджерса на своей щеке.
– Скажи, что не хочешь, и я уйду, – Стив вздрагивает.
– Я не… – Джеймс шумно сглатывает и смотрит в ярко горящие глаза напротив.
– Ты не… что? Ну же, – на самом деле у Роджерса все внутренности скручивает от страха и волнения. Он вовсе не уверен, что Барнс не выкинет его за шкирку из комнаты. Он ставит на кон все и надеется выиграть.
– Я не… – Джеймс не помнит, что хотел сказать.
Что он вообще должен говорить, когда Стив так близко? В голове у Барнса не остается ни одного слова, ни одной мысли, когда Роджерс склоняет голову вбок, замирая в каких-то жалких паре сантиметрах от губ мужчины.
«Нельзя, надо остановиться», – стучит у Джеймса в висках, когда он прижимается к напряженному рту. Мальчишка крупно вздрагивает и тут же замирает, когда Джеймс целует его. У Барнса горячие губы и жесткая, колючая щетина. Стив никогда не чувствовал ничего подобного. Мужчина мягко прихватывает нижнюю губу, ласкает едва ощутимо, ни на чем не настаивая, не давя. Когда Джеймс отстраняется, Стив несколько секунд так и остается сидеть – закрыв глаза, тяжело дыша сквозь приоткрытые губы. Будто боится, что это все сон, что Джеймс только что не целовал его, а ему это все показалось. Он открывает глаза, поначалу избегая смотреть на мужчину, но все же находит в себе смелость поднять взгляд.