— Я-а-а-э-э-э-ы… пишу!
— Ну вот! Это выдно, что жывопыс — это нэ… нэ… нэмного нэ ваше.
Начал утром писать этот рассказ про ежа, и вот
в позапрошлогоднем «Аэростате» играет мне песня умершего в тот год Мамонова «Ганс мой ёж»
Тут стоит заметить — как бы справедливости ради — что примерно за год до этого, на третьем курсе, И. Р. мою живопись хвалила. И, как говорится, перехвалила. Это была тоже обнажёнка, точнее, так называемая полуобнажёнка — женский торс со спины. Спина была — натурщицы Юли, смуглокожей брюнетки с толстой косой. Я тогда купил в Новоалтайском книжном, куда мы бегали в обеденные перерывы после столовой, альбомчик Веры Хлебниковой и, насмотревшись репродукций в нём, что-то такое понемножку начинал, кажется, в цвете понимать.
Увы, на просмотре мой холст схлопотал «тройку». А за «тройки» нам снижали стипендию. Я их получал нечасто. Но, к слову, и за тот — единственный с И. Р. — пленэр в Курае была у меня «тройка» (думаю, заслуженная — горы с непривычки выходили у меня неважно). Педагоги из училищной комиссии недолюбливали Илзе. Она много выставлялась и — по барнаульским меркам — считалась, в отличие от них, настоящим, как бы полноценным художником. Училищные, занижая оценки на просмотрах, таким образом, что называется, ставили её на место, отыгрываясь на нас, студентах. Такие вот — нередкие, увы, в сфере художественного образования — перипетии. Не без влияния которых, думаю я сейчас, живопись моя тогда в течение года и сделалась чем-то «нэмного нэ моим».
К слову о выставках. Как раз незадолго до этого своего вердикта по поводу моих живописных способностей Илзе ездила со своей большой персональной в тогдашний Ленинград, а затем в Москву и в Ригу. А чуть раньше, летом, во время каникул, она провезла эту выставку по Алтайскому краю. Побывала в том числе и в нашей Михайловской картинной галерее. В Михайловке у деда и бабушки я, как всегда, проводил лето. Это была моя Извара. Помню, притащил тогда И. Р. на открытие огромную охапку гладиолусов из нашего огорода5.
В училище же, точнее, в нашей конкретно группе П4 (т. е. педагогическое отделение, 4-й курс) на занятиях спецдисциплинами Рудзите во время этого её отсутствия замещал Степан Кузьмич Дво́йнос. Степан Кузьмич преподавал в НХУ с самого его основания, но к тому времени вышел уже на пенсию. Он окончил ту же самую Академию художеств в Риге, что и Рудзите. У меня хранится мой карандашный портрет, нарисованный Двойносом (не очень похожий). А как-то на уроке рисунка одна его короткая реплика, обращённая даже и не ко мне, внезапно открыла мне глаза сразу на многое. В буддизме это называется просветлением. Мы рисовали обнажённого натурщика, и Степан Кузьмич, подойдя к мольберту Пашки Найдина, сказал:
— Ну ведь ты же на него вот та́к смотришь!.. — и, повернувшись головой и плечами, показал, как смотрит на натурщика Пашка Найдин. И я что-то такое внезапно понял — о рисунке, о передаче в нём на плоском листе глубины пространства, о их — пространства и плоскости листа — связи и единстве, о пространстве вообще и вообще о единстве и цельности, о компоновке листа в её зависимости от направления взгляда и о связи зрения с движениями рисующей руки… — в общем, я вдруг разом осознал многое из того, что внушалось нам на разные лады все четыре учебных года, а то и больше, если считать ещё четыре года предшествовавшей училищу школы искусств.
В 1931, когда маленькому Степану было семь, его отец Кузьма Иванович Двойнос был раскулачен и сослан в спецпоселение. В 1937 Григорий Иванович Гуркин был расстрелян по обвинению в шпионаже. В 1948 Рихард Яковлевич Рудзитис был объявлен врагом народа и шесть лет провёл в лагерях…
До экскурсии по усадьбе в Изваре наша туристическая группа, состоявшая из сотрудников СПбГУ и членов их семей, успела посетить культурный центр «Извара 15», где посмотрели выставки про Пакт Рериха и Знамя Мира, галерею Космизма и репродукции картин Чюрлёниса — выполненные в Италии по особой технологии, они, как сказала нам женщина-экскурсовод, не хуже, а местами даже и лучше оригиналов. Полюбовались растущими на клумбе у здания амарантами. А также ещё побывали на семейной сыроварне и попробовали там разные эксклюзивные сорта полутвёрдых сыров.
Гид6 в усадьбе оказался очень хорошим, он долго водил нас по дому, а затем по усадебному парку, рассказывал обо всём подробно и очень увлекательно.
5
А ещё сгоряча нахамил там местной интеллигенции: зав. библиотекой спрашивала Илзе, нельзя ли как-то устроить роспись стены в библиотеке, Илзе, сама, видимо, не очень представлявшая, как это делается, переадресовала её ко мне, а я от неожиданности возьми да ляпни, что, дескать, за этим лучше бы обратиться к нашим оформителям — учащимся оформительского отделения — они любую такую