Сначала она хотела возмутиться, что та так бесцеремонно обратилась к ней на «ты», потом задумалась над смыслом вопроса, и, наконец, кивнула в ответ.
- Это хорошо, - сказала Вероника. – Потому что иначе тебе не оправдаться. Не понимаешь? И не поймешь.
Она обиделась:
- Это почему же?
Вероника не ответила, достала из кармана серебристый портсигар, вынула сигарету, закурила.
- Я думала – Лариска одна такая дура. А, оказывается, другая такая же нашлась. Ты не обижайся, я просто понять не могу – что в нём такого особенного, чтобы с ума сходить?
- Он – добрый, умный, талантливый!
Вероника снисходительно улыбнулась:
- Значит, оценила. А то Лариска расстраивалась – разве, говорит, она поймет, какой он человек? Я слышала, вы в общежитии гнездышко свили? Нелегко ему будет без своего кабинета. Он же к комфорту привык – удобное кресло, ручка с золотым пером и чай с лимоном на подносе.
Тоня снова разозлилась:
- Ничего, разменяем квартиру, и будет у него свой кабинет.
Вероника взглянула на нее с изумлением:
- А ты не так проста, как кажешься. Значит, не только на ум и доброту, а и на квартиру его польстилась? Хитрая провинциальная девочка.
И глаза ее сверкнули.
Тоня тоже рассердилась:
- А вы думали, раз он добрый такой, так всё ей оставит – и квартиру, и машину, и дачу, а сам голодный да оборванный по общежитиям будет мыкаться? Хорошо придумали – ученого с мировым именем из его же квартиры на улицу выкинуть.
И кулачки гневно сжала.
А Вероника посоветовала:
- Ты бы с ним об этом поговорила. Может, и поняла бы чего.
Она и слушать не хотела:
- Ему сейчас доклад писать нужно. Его в США на научную конференцию пригласили.
Вероника засмеялась:
- А деньги на поездку где он найдет?
- Деньги? – удивилась она. – Его же институт направляет.
- Наука, деточка, - дело не прибыльное. В их институте таких сотрудников знаешь, сколько? И все за границу поехать хотят.
Она всё еще не понимала:
- Но он же ездил и в Бельгию, и в Германию – он рассказывал.
- Ездил, - согласилась Вероника, - потому что Лариска его поездки оплачивала. Он, конечно, человек талантливый, не спорю, но только институт из бюджета финансируется. А это, знаешь, что значит? Что зарплаты у них мизерные, и что на заграничные поездки деньги только их руководителю положены. А Андрей Викторович пока еще руководителем не стал. И даже замом. Так что если ты в Америку собиралась ехать, другого спонсора поищи.
Она побледнела и, вовсю стараясь не показывать своего волнения, опустилась на стул.
- Спросишь, откуда квартира, дача, машины? Лариска заработала. Слышала про фирму «Элегия»? Магазины модной одежды, салоны красоты. Так вот – ее, Ларискина, фирма. Она же всё к его ногам бросила – до того любила. Мы даже думали сначала, что он на деньги ее позарился. А он – нет, на брачном договоре настоял. Слыхала про такое? Так вот учти – он в этом договоре ото всяких прав на Ларискино имущество отказался. Так что даже через суд ничего не истребуешь. Впрочем, что я говорю? Ты же его как человека любишь, а с милым, как говорится, и в шалаше рай. А у вас не шалаш даже, а целая комната.
Просигналило за окошком такси, и Андрей Викторович, наконец, вернулся из кухни, подхватил чемодан и, не глядя ни на кого, вышел из квартиры.
Она тоже поднялась, взяла его бумаги и оставленную им на стуле куртку. Когда она уже подошла к дверям, увидела в проходе Ларису Степановну – с покрасневшими от слёз глазами, с опущенными плечами, - и не сумела выдержать ее взгляд.
- Ему нельзя пить холодное – у него ларингит. Ну, да, наверно, ты помнишь.
Пошла, было, обратно в гостиную, но потом обернулась и сказала грустно:
- Ты, Тонечка, как ежик – маленький, колючий. Заблудившийся.
Когда она вышла на улицу, из-за плотной белой пелены не было видно соседних домов. И только зеленый огонек такси, до сих пор почему-то горевший, пробивался ярким маячком.
Она постояла на крыльце, взглянула еще раз на окна квартиры и робко сделала шаг. Куда-то вперед. В туман.
Конец