Михаил Куклин
ЁЖИКИ
Дозволено цензурою. Москва, 1 декабря 1904 г.
I
Все-то он, еж, ежится,
Все-то он щетинится…
Дом Марьи Ивановны Бутонцевой стоял в глухой улиц одного уездного городка. Дом небольшой, старый, с покривившимся высоким крыльцом.
Марья Ивановна — вдова, титулярная советница. Муж ее был уездным учителем, но годов уже более пяти как умер, оставив ей половинный свой пенсион и двух детей, из которых мальчику было в то время 6 лет, а девочка была старше мальчика годом; самой же Марье Ивановне и в настоящее время не более 30 лет, хотя ее наружность показывает гораздо старше.
Стоял прекрасный май месяц. Утро было теплое и ясное. В воздухе незаметно никакого движения, и в саду не шелохнется ни один листок, только воробьи забрались на черемуху, чирикали и перелетали с ветки на ветку… Окна во всех домах открыты настежь. На улице от проехавших дрожек извозчика поднималась пыль столбом и потом тихо ложилась опять на свое место.
Марья Ивановна убиралась в своих комнатах, когда дети ее, игравшие на дворе, с выражением восторга на лицах вбежали к ней.
— Мама, купи ежиков!
— Где, каких ежиков?
— Там на дворе мужик продает.
— Выдумали опять каких-то ежиков!
— Хорошенькие, мама!.. В корзинке у него сидят… Колючие такие…
Марье Ивановне не случалось видать ежей и потому она не могла представить себе, что это за зверки, хотя и слыхала об их существовании…
Она оставила свое дело и в сопровождении радостно болтавших детей вышла на заднее крыльцо. На ступеньках крыльца сидел крестьянин и держал в руках закрытую корзинку. При появлении Марьи Ивановны крестьянин встал.
— Купите, сударыня, ежиков! — и он снял тряпку с корзинки.
На дне корзинки лежали два маленьких и один побольше колючих зверка, уткнувши свои мордочки в сено, подостланное под ними, так что не видно было у них ни головы, ни ног, словно лежали в корзинке три мячика, со всех сторон густо утыканные довольно длинными твердыми и острыми иглами желтоватого цвета, на средине темно-бурого, а на большом зверке иглы цвета сероватого.
— Мать с детьми! — сказал крестьянин, показывая глазами и головою на ежей.
Марья Ивановна хотела было одного из них взять в руку, чтобы рассмотреть его, но острые и жесткие иглы кололи пальцы.
— Их так рукой не возьмешь: колются! — улыбаясь сказал крестьянин, — с платком или с полой можно будет взять.
— Купи, мама! — просили дети, видя, что она в нерешимости — купить или не купить — стояла и смотрела на них.
— Куда с ними и на что?..
— Они, сударыня, мышей и крыс истребляют лучше всякой кошки… тараканов едят… ну, и детям для забавы…
— Сколько же ты за них возьмешь?
— За пустяки отдам, потому мне носиться-то с ними некогда… Дашь двугривенный за всех троих?.. По пятачку, значит, за маленьких и гривенник за большого.
— Двенадцать копеек!
— Двенадцать-то уж дешево будет!.. Посудите сами — десять верст нес…
— Ну пятнадцать, больше не дам!
— Извольте!
И крестьянин подал ей корзинку.
Дети были вне себя от радости.
— А чем же кормить их? — спросила Марья Ивановна уже из сеней.
— Чем кормить?.. Сначала молочка подавайте, собственно для маленьких, а потом, когда они обживутся и попривыкнут к месту, то сами найдут себе еду, особенно, если водятся у вас в доме мыши, тараканы и прочая другая тварь: еж — зверь промышленный!..
Ежей принесли в кухню и из корзинки выложили на пол. Они долго лежали, свернувшись клубком, а когда дети отошли от них и стало кругом тихо, они один за другим разбежались и попрятались в темных местах, под шкапами и под печкою.
Целый день дети ждали, что они выйдут из своих убежищ, но ежики не показывались и даже ни одним звуком и ни малейшим шорохом не обнаруживали своего присутствия, ни разу не подходили и к молоку, налитому для них в черепке и поставленному в углу, близ шкапа, так что дети, почти безвыходно находившиеся в кухне, стали уже беспокоиться — не вышли ли их ежики как-нибудь на волю или не умерли ли от голода.
Прошел день и незаметно для детей наступил вечер. Солнце уже давно скрылось за горизонтом. Потухла и вечерняя заря на западе. В комнатах Марьи Ивановны, особенно в кухне, становилось темно, хотя и можно было различить каждый предмет. Во всем доме дарила мертвая тишина. Тихо было и на улице. Дети сидели в кухне. Вот на средину комнаты выбежал еж, поводил по сторонам острую мордочку и, увидавши детей, юркнул в темный угол; вслед за ним из другого угла, торопливо и равномерно потопывая, пробежал другой, и в углу послышалось тихое мурлыканье… Слышался шорох и под печкою, но спрятавшийся там еж однако оттуда не показывался… Дети чрезвычайно были обрадованы, что ежики их живы, и спокойно ушли спать.