Все наши уже собрались, кроме Пастыря. Эльтринадцать, и Сигматридцатьчетыре и Зэтсемьдробьтри. И ещё парочка новичков, которых я не видел раньше.
Я заказал себе выпивку и мясную тарелку. Бармен внёс заказ в фабрикатор, и уже через минуту я получил искусственные нанопиво и наномясо. Как бы не были они идентичны по молекулярному составу с натуральными продуктами, само осознание, что ты поглощаешь еду, сделанную машиной, перебивает весь аппетит.
- А где Пастырь? – спросил я.
- Ты что не слышал? – Эльтринадцать удивлённо приподнял брови?
- Что я должен был слышать?
- Его сегодня распяли, - поведал Эльтринадцать так буднично, как будто сказал, что Пастырь вышел поссать.
- Как? Кто?
- Местные ребята. Собрались всем приходом, схватили несчастного Пастыря, приколотили его гвоздями к кресту и водрузили возле церкви. Ткнули в сердце металлическим прутом. Затем принялись молиться, пока гвардейцы не увидели этот бардак и не расстреляли всех собравшихся без разбору. Троих оставили в живых и те поведали, что Пастырь вознёсся на небо и забрал с собой все их грехи. И вернётся через три дня с бумагой об амнистии. И они теперь будут чисты и непорочны. Их тоже расстреляли.
- Тупые ублюдки! – возмутился я и залпом выпил полстакана.
- Они не виноваты. Он сам рассказал им эту историю, а они всегда считали его посланцем Богов.
- До нашего появления у них не было даже понятия Бога. Понимаешь? Они не знали, что такое религия.
- Я же и говорю – Пастырь сам напросился.
Пастырь (так называли его все, забыв о буквах и цифрах его имени) – скромный, улыбчивый толстячок с прогрессирующей плешью и маленькими заплывшими глазками прибыл сюда с целью принести аборигенам истину о Боге. Он был представителем Универсальной Вселенской Церкви, проповедующей единого Бога, пришедшего к разным народам под разными именами.
Пастырь в считанные дни построил храм, который сочетал в себе православные купола, пики минаретов и буддийские ступы. Внутри же напоминал музей религии – злобная Кали стояла рядом с ужасным Вицлипуцли, скорбящая дева Мария соседствовала с пузатым Буддой. На стенах висели маски африканских божков и шаманские бубны, позолоченные ангелы и иконы в окладах, расписанных арабской вязью и индейским орнаментом. И всё венчало гигантское полотно, на котором Кришна распинал на кресте Магомета, а сверху, из грозовых туч на них взирал беспристрастный Ктулху. Но из всех религий Пастырь выделял сказку о Христе, как самую трогательную и поучительную. И довыделялся.
Не знаю, как такой тихий человек вписался в компанию суровых грешников. Думаю, потому, что он никогда не пытался наставить нас на путь истинный, пил как насос и ел, как мясорубка, шлёпал по задницам официанток. Ему было легче – он всегда мог замолить свои грехи. Меня расстроила эта новость. Мне будет не хватать его тихого голоса и тонкого юмора. Мы его постоянно подкалывали, но он не обижался и смеялся вместе с нами.
Я не удержался и, не вставая со стула, пнул проходящего мимо гнома, который нёс два маленьких бокальчика пива. Тот упал, пиво разлилось, а сам он разбил нос. Гром вскочил, испепелил меня взглядом, но потом склонил голову, пряча глаза и пошёл обратно к бару. Я окликнул его и подозвал к себе. Когда он подошёл, я встал и, что было силы, ударил его ногой. Гном отлетел, ударился головой о ножку соседнего стола и остался лежать, похожий в своём нелепом костюмчике на тряпичную куклу.
- За что вы его? – тихо спросил один из новичков.
- За Пастыря.
- Но он же…
- Да ладно! – поднял бокал Сигматридцатьчетыре. – Просто наш друг гномов на дух не переносит. Это он тут такой смелый. Эй, Джей, расскажи ребятам, как эти коротышки надрали вам задницу!
Если бы Сигма не был моим приятелем, я бы объяснил ему разницу между «надрать задницу» и сотней погибших парней. Я поломался для приличия, новичков раскрутили на выпивку и я рассказал, как мы впервые повстречали гномов.
До города оставалось два дня пути. Мы-то этого ещё не знали, мы и о городе не знали. Шли себе и шли. Впереди раздался вопль. Я далеко был, ничего не понял, только увидел какую-то суматоху. Потом начался ад. Мне повезло, что мой отряд шёл сзади, а те, кто оказался в авангарде за считанные секунды превратились в фарш. Гномы выскакивали прямо из земли. Они были голые и грязные. И у каждого в руках маленькие ножи, кирки, лопаты, крюки. На каждого их наших напало по несколько десятков этих сволочей. Они карабкались по одежде, облепливали людей так, что тех не было видно и резали, кололи, рвали. Несколько мгновений, несколько взмахов маленькими ручками и боец превращался в окровавленный кусок мяса. Всё это кишело, гудело, кричало, кипело. И друг стихло. Осело в высокой траве, словно ничего и не было. Мы ничем не могли помочь. Стояли в оцепенении, не понимая, что произошло. И тут трава зашевелилась, и двинулась волной в нашу сторону. Мы шли метрах в двухстах от авангарда, и это травяное цунами двигалось к нам медленно, но уверенно. Купол был разряжен, стрелять вслепую было бесполезно. Не знаю, кто вспомнил об армейских ножах. Швейцарские многофункциональные ножи – вещь незаменимая. Там есть всё – и штопор, и ложка, и лазерная пилочка, и ещё куча всякой полезной и бесполезной чепухи. И тут кому-то пришло в голову, что там есть коса, с телескопической ручкой и раздвижным лезвием. Мы стали в круг и принялись косить траву вокруг себя. Под нами, очевидно, не было нор и подземных ходов и это нас спасло. И мы пошли на эту волну, размахивая косами. Лезвия звенели и со свистом срезали всю растительность до самой почвы. Мы шли и шли, а волна так же уверенно приближалась навстречу. И вот выскочили первые гномы, и (ух!) оказались разрезанными пополам. И(ух!) следующие остались без ног, без голов, разделенные на два. Кровь, внутренности, похожие на куриные, ножки, ручки, бородатые головки разлетались в стороны. Мы шли вперёд по ещё живым телам. И тогда они бросились назад и стали уходить под землю. Когда мы дошли до нор, то швырнули туда несколько зарядов с цианидом.