Харитонов Михаил
Юбер аллес
МИХАИЛ ХАРИТОНОВ
Юбер аллес
Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет.
Из письма новгородцев Рюрику
Российская Федерация, Ленинградская область, г. Тоцк.
15 июня.
На работу Петров перестал ходить, когда подорожал автобус. Месяца через полтора ему позвонили из какой-то "ликвидационной комиссии" и посоветовали забрать с завода свою трудовую книжку. Он подумал и решил, что как-нибудь успеется. Потом он встретил на улице Пал-Егорыча, и узнал, что заводику действительно настали кранты.
- Ёрш твою медь, - орал Егорыч, размахивая руками перед сашиным носом, - дирекция, она, блин, етыть её в рот, ноги сделала, мы все приходим, а там хрен вот такущий! Всё просрали, пропердолили, и ноги! Мы тыр-пыр, а куда? Куда теперь? Ну вот ты мне скажи, куда? Куда теперь, ну? Ну пошли, что-ли...
Они пошли к ларьку, закупились, и хорошо выжрали в скверике "осколки" (дешёвой водки, изготовляемой в близлежащем Осколово из спирта неизвестного происхождения) и слегонца побухтели за жизнь. А когда Саша наконец притопал домой, то нашёл пустую квартиру, и Люськину записочку на кухне - "тебя не было, мне позвонили из дома, я к своим в Питер на три дня". Она сварила ему большую кастрюлю борща, и взяла с собой все деньги, которые были в доме.
Через два месяца Люська отправила ему из Питера весточку в конвертике. Она писала, что у неё всё хорошо, в Питере есть работа, и чтобы он на её счёт не беспокоился. Кроме того, туда была вложена бумажка достоинством в полста зелёных. Подписи не было. Письмо передал ему Чижов, ездивший Питер по каким-то своим бизнесовым делам. Бизнес у него не клеился. Через некоторое время он стал названивать, и настырно врать про какое-то горящее крупное дело, на которое ему не хватает какой-то малости, всего на две недели, вернет с процентами. Петров понял, что на Чиже висят долги, и посоветовал ему пересидеть в Хопрово, где у Чижа был свой домишко с шестью сотками. Чиж помолчал, после чего убитым голосом сообщил, что в Хопрово ему ехать уже нельзя. Через пару дней он позвонил ещё раз, откуда-то издалека: разобрать было почти ничего невозможно, кроме того, что звонит Чижов и о чём-то его предупреждает. Саша понял так, что прогоревший Чиж от отчаяния взялся за какое-то совсем уж непотребное дело - из таких, о которых лучше уж ничего не знать. Поэтому он просто повесил трубку. Больше Чиж не проявлялся.
По телевизору говорили, что стагнация (Саша не могу взять в толк, за каким хреном каждому очередному бардаку и развалу начальники придумывают новое красивое название) вот-вот кончится, и что правительство намерено и дальше вести жёсткую монетарную политику, чтобы не допустить падения курса национальной валюты. С национальной валютной у Саши было плохо. Зелёная бумажка, которой Люська расплатилась с ним за восемь лет совместной жизни, кончилась за неделю. В понедельник Саша наскрёб по карманам железа и пошёл к киоску за четвертинкой осколовской тошнухи. На осколовскую не хватило, и хачик в киоске продал ему какую-то совсем уж левую водку, в бутыльке без этикетки и акцизной ленточки, но с круглой сиреневой печатью на боку. Хачик поклялся мамой, что это водка. По тому, что он не сказал "хорошая водка" (осколовскую тот называл "очен харошая"), Саша понял, что лучше бы это не пить, но сейчас ему было всё равно.
Возле лавочки валялся грязный пластмассовый стаканчик. Саша хотел было его поднять, но передумал и раздавил ногой. Потом вытащил из кармана бутылку, свинтил пробарь, тот деловито хрупнул. Водка воняла горелой резиной. После первого же глотка он поперхнулся, и поэтому остался жив.
Российская Федерация, г. Москва.
16 июня.
- У нас нет другого выхода, - повторил российский Президент. - И у нас очень мало времени. Это надо делать сейчас, или не делать вообще.
- Если только это выход, - добавил Премьер. Он смотрел прямо в глаза, голос у него не дрожал, но Президент чувствовал, что тот уже согласен, уже убеждён, точнее говоря, уже хочет быть переубеждённым.
- У нас нет другого выхода. Кстати, национальная культура сохранится. Они будут очень тщательно её сохранять.
- Сохранять - да. Но не воспроизводить, так? Культура существует, пока она жива, понимаете вы это или нет?
- Она уже мертва. Посмотрите на то, что пишут, что показывают по телевидению.
- Это временное явление. Это когда-нибудь кончится.
- Вместе с нами. Вы можете сообразить, что нас очень скоро не будет? Просто не будет. И, главное, все всё прекрасно понимают. Просто ничего не могут сделать.
- И что же такое все понимают?
Президент в упор посмотрел на собеседника.
- Вы хотите это услышать? Наша страна неконкурентоспособна. Нация неконкурентоспособна. Мы исчерпали себя. Мы не можем сделать усилия, чтобы подняться. Мы вообще ничего не можем. Всё.
Премьер отвёл глаза.
- Есть новости с мест?
- Всё идёт нормально.
- Сколько их сейчас?
- Ну, полсотни, наверное, наберётся. Там очень низкий процент людей с этим геном. Мы специально искали такое место.
- И ничего?
- А чего вы ожидали? Революции?
- А чего ожидали вы?
- Мы, - серьёзно сказал Президент, - ожидали, что никто ничего не заметит.
- И как?
- Пока всё в порядке. Это же маленький замурзанный городок. Мелкий дребезг на микроуровне. Ленивость и нелюбопытность. А потом будет поздно.
- А не получится ли так, что западники нас за это накажут?
Президент улыбнулся - впервые за весь разговор.
- Может быть, накажут. Но я думаю, что для начала они здорово перегавкаются друг с другом.
Российская Федерация, Ленинградская область, г. Тоцк.
17 июня.
То, что с ним происходит что-то непонятное, он почувствовал сразу после выписки. В больнице его продержали где-то около суток, из которых половину времени он провалялся под капельницей. На прощание главврач, замученный старый дядька в грязном белом халате, посоветовал воздержаться от принятия пищи в течении ближайших двух дней. Саша ухмыльнулся и попытался стрельнуть у доктора сигарету. Доктор поморщился и мотнул головой в сторону двери. В другое время он пошёл бы выписывать бюллетень, но теперь оставалось одно: идти домой.
Странности начались дома. Сначала он поймал себя на том, что стоит посреди прихожей, как баран, потому что ему не хочется подходить близко к вешалке. Присмотревшись, он понял, что вешалка висит криво. Потом в памяти что-то шевельнулось, и он чуть ли не увидел, как прибивал её к этому самому месту года три назад - и ведь до сих пор не замечал, что перекосил. Он потоптался ещё немного, но всё-таки заставил себя повесить куртёнку на колышек, хотя делать этого ужас как не хотелось.
В комнате он почувствовал себя совсем неуютно. Всё было привычным, знакомым, но каким-то неправильным. Особенно зловещим казался мусор в углу. Саша никак не мог заставить себя сесть к нему спиной: он ощущал, что из мусора на него кто-то смотрит.
Он включил телек, но по телеку показывали тоже всё неправильное.
Ночью ему приснилось, что среди мусора сидит крыса. Она смотрела на него красными глазами, и он чувствовал, что, когда он отвернётся, она укусит его, и потом он умрёт. Умрёт в мучениях, гадко и страшно. Саша встал, попил холодной ржавой воды из-под крана, и стал искать совок и веник.
Потом он ненадолго заснул, а утром принялся мыть полы. У себя под кроватью он нашёл осколки стекла, отвёртку с обломанной рукоятью, и пятидесятирублёвку, оказавшуюся там невесть как и когда.
Он вернулся из магазина, прижимая к груди две пачки стирального порошка, упаковку хозяйственного мыла, и банку с белилами. Кисточку он нашёл в бельевом шкафчике. Щетина засохла намертво, и пришлось долго вымачивать в керосине, благо Люська всегда держала небольшой запасец для коптилки, на случай непланового отключения света.
Весь день он провозился с самым неотложным ремонтом. Ночью ему опять блазились кошмары: бесконечно длинные грязные улицы, тёмные углы, из которых смотрели крысы, черти, и какие-то маленькие гнусные человечки. Они были везде, выглядывали из каждого окурка, из каждого грязного пятна, из каждой незаделанной щели. И все они тянулись к нему, чтобы коснуться его, запачкать, осквернить, убить.