Зачем Формуле в такой сумасшедший день понадобился Джон? Я подошел к окну и увидел, как она крутится возле бывшей клумбы, повторяя: УДжон, где ты? Джонни, ты мне нужен!Ф
Джон, который дремал где-то поблизости, лениво вышел из кустов. Он поскребывал могучий живот, отращенный на подачках.
? Джонни! ? возрадовалась Формула. ? Прими новенькую. Ты лучше всех это умеешь делать. Умоляю!
? Что дашь? ? спросил Джон, существо корыстное и развращенное.
? Джонни, я никогда тебя не обижала.
? Столкуемся, ? сказал Джонни и пошел за Формулой, сгибаясь чуть больше, чем нужно, и касаясь земли пальцами рук. На этот раз он был в синих трусах и в белой кепочке, сдвинутой на затылок так, чтобы любой мог полюбоваться его лобными долями.
Я пошел вслед за ними.
Они вышли к стоянке. Возле транспортного вертолета маялся могучий детина из службы заповедников. Он держал на цепочке молодую самку шимпанзе, которая была насмерть перепугана полетом и необычной обстановкой.
При виде хорошенькой самки гордость генетической науки превратился в самца шимпанзе. Девушка ему очень понравилась. В мозгу Джонни уже шевелились надежды на то, что он получит молодую наложницу. И он принялся изображать перед ней обезьяну ? вытягивал трубкой губы, подпрыгивал, бил себя кулаками в грудь, словно горилла. Разумеется, он еще больше напугал самочку.
А девушка была в самом деле сказочно хороша. Мозг ее пока спит; впрочем, никто и не намерен вдувать в него разум. Она нужна лишь для продолжения рода, для свежей струи генов.
? Джонни, не пугай ее, ? взмолилась Формула. ? Объясни ей, что она будет жить в хороших условиях. Пускай она успокоится.
Удивительная наивность, свойственная некоторым научным сотрудникам. Создав расу гомошимпов, они полагают, что и обыкновенные шимпанзе владеют какой-то примитивной речью и могут объясняться с такими, как Джонни. А он, никогда не знавший языка диких сородичей, языка жестов и дыхания, языка примитивного, но всеобъемлющего, должен был поддержать свое реноме. Ничего у него не получилось. Девушка скалилась и старалась спрятаться за ноги детины из службы заповедников, полагая, что обыкновенный человек все же лучше, чем неизвестный зверь в белой кепочке.
Я понял, что создалась тупиковая ситуация, и направился к девушке, уверенный, что мне удастся успокоить это несчастное создание. И все кончилось бы благополучно, если бы не эта проклятая Формула.
? Стой! ? завопила она. ? Джон, удержи этого хулигана! Ну где же шланг? Джон нахмурился, изображая из себя защитника человечества, хотя в душе он трепетал передо мной и знал, что я с ним сделаю, если он посмеет хоть пальцем меня тронуть.
Я встретил доверчивый взгляд самочки шимпанзе и улыбнулся ей. Я знал, что отныне она ? моя покорная рабыня. Больше мне ничего не надо было. Я тихонько фыркнул, чтобы ее успокоить, и дал понять гримасой, что ей здесь нечего бояться. Потом под вопли Формулы и угрожающие жесты ничего не понявшего, но встревоженного детины прыгнул на ближайшее дерево, раскачался на нижнем суку и перемахнул наверх, ощущая спиной восторженный взгляд девушки. Деревьями, по проторенной дорожке, я добрался до спален.
Несколько гомошимпов отдыхали на койках, кто-то читал, молодежь разглядывала видеоленты. Барри, прирожденный столяр, чинил табурет. Мы сколачивали табуреты в мастерской трудового воспитания.
? Что случилось? ? спросила Дзитта, старая умная гомошимпа, наделенная великолепной интуицией.
? Черт бы побрал эту Формулу, ? сказал я. ? Там привезли чудесную крошку. Формула позвала Джонни, а этот старый козел...
? Не надо, все ясно, ? прервал меня Барри и отложил молоток. ? Знаешь, сегодня утром меня снова таскали на тесты.
? И ты думал о бананах?
? Об апельсинах тоже, ? засмеялся Барри. ? Они разочарованы.
? Ой, трудно, ? сказала Дзитта. ? Особенно я боюсь за молодежь. Рано или поздно они нас обязательно поймают.
? А какая альтернатива? ? спросил я. ? Все признать? Стать объектом сенсации и остаться при том существами третьего сорта, говорящими макаками?
? Только бы сегодня все обошлось, ? сказал Барри.
? А меня утром спрашивал о тебе доктор Вамп, ? сказал молодой гомошимп Третий. ? Он спрашивал, уважаю ли я тебя.
? А ты что ответил?
? Ты знаешь, я плохо говорю, такой тупой-тупой гомошимп, я сказал, что Лидер сильный.
Я отобрал у Третьего банан ? понял, что страшно проголодался.
? А девушка красивая? ? спросил Второй.
? Не твое дело, ? отрезал я. ? В лесу отыщешь себе красивее.
? Сейчас идет совещание, ? сказал Барри. ? Надо послушать.
? Обсуждают, как разместить гостей и устроить банкет, ? заметила Дзитта.
? Может, все-таки сходить? ? спросил Барри.
? Я сам, ? сказал я и выбрался через окно. По виноградной лозе взобрался на крышу и прополз по ней до окон комнаты совещаний. Наши маршруты проверены поколениями гомошимпов. Мы еще уступаем людям в интеллекте, но не разучились лазить по деревьям, прыгать и, главное, скрывать мысли и поступки: законы леса в нас сильнее, чем законы города, и двухсот лет слишком мало, чтобы кровь и мышцы забыли о прошлом. Я не знаю, кто первым пробрался скрытно к окнам комнаты совещаний, но это был гениальный гомошимп, я не боюсь этого слова, который понял, что разум его развит настолько, что пора утаивать от людей то, что проснулось в нас.
Люди окружили нас приборами, которые вызывают страх и недоверие. Людям кажется, что любой всплеск мысли и движение чувств тут же будут отражены самописцами и биофонами. Они совершили ошибку ? они пытались сделать нас по своему образу и подобию. Но природа оказалась сильнее. Мы это поняли тогда, когда обнаружили, что, доверяясь приборам, люди судят о нас ложно. Это великое открытие было сделано до моего появления на свет.
И с тех пор, подчиняясь людским приборам и жестоким экспериментам, в которых нас заставляли есть, спать, думать, трудиться, размножаться только на глазах, под контролем, ? все это время мы учились скрытности. Мы не второсортные люди, мы новая раса, гомошимпы!