Я всегда считала, что все мои горести касаются только меня. Одна из причин, по которой я вышла замуж за Джона, — мое убеждение, что он не будет лезть в душу. Я не хотела быть одинокой, но хотела внутренней обособленности.
Сегодня воскресенье. Вероятно, Джон дома. Он встал, приготовил завтрак, просмотрел первую страницу «Таймс», прочитал разделы бизнеса и спорта. Вытирая испачканные типографской краской руки, осмотрел кухню и подумал, чем бы ему сегодня заняться.
Часто, оказавшись один дома, он надевал рабочие ботинки и хлопчатобумажные брюки и выходил на прогулку по нашим владениям. Я узнавала об этом из его рассказов. Когда я возвращалась откуда-нибудь, он говорил, в каком месте изгородь, разделяющая нас с соседями, нуждается в починке, или просил пригласить садовника подрезать яблони. А в такой теплый день, как сегодня, я просто не сомневаюсь, что он вышел с проверкой. Я представляю, как Джон, в рубашке с короткими рукавами, один в лесу подбирает банки из-под пива. Их оставляют подростки, забирающиеся к нам по ночам. Я закрываю глаза и вижу его лицо, спокойное и сосредоточенное на своем занятии.
Я положила руку Рите на колено и сжала его.
— Я отлучусь. Ты посидишь одна? Я ненадолго.
Я подхожу к телефону и занимаю очередь. В ушах звон. Сердце вырывается из груди. Господи, я много бы дала, чтобы телефонистка не вмешивалась. Мне и без того нелегко звонить. Ее вмешательство — такое же наказание для меня, как и само тюремное заключение.
Не успела я закончить эти размышления, как подошла моя очередь.
Трубка теплая. Я медленно нажимаю на кнопки.
Он ответил после первого гудка.
Даже телефонистка удивилась.
— Джон, это я.
Глава семнадцатая
Рита смотрела, как я возвращаюсь. Она улыбалась. Я почувствовала смущение и неловкость. Джон сказал, что завтра он уедет из офиса сразу после ланча и будет дома рано. «Давай пообедаем вдвоем», — предложила я. Выходит, я назначила свидание своему мужу.
Я села на прежнее место рядом с Ритой. Она повернулась, насмешливо посмотрела на меня и сказала: «Браво!» и больше она ничего не сказала, наблюдала за проститутками, которых мы видели во дворе вчера. Они сидели перед телевизором. Одна смотрела на нас скорее любопытным, чем вызывающим взглядом.
— Она хорошенькая, — заметила Рита, — та, маленькая.
— Трудно сказать. Она так сильно накрашена.
— Нет. У нее красивые глаза.
— Она, кажется, сообразительная. Намного сообразительнее той, другой.
Одна проститутка легонько толкнула локтем другую. Они встали и пошли к нам. Остановились рядом с нами, совсем как во дворе. Маленькая придвинулась на шаг, всматриваясь в Ритино лицо, провела пальцем по своей нижней губе и спросила:
— Что с тобой случилось?
— Вчера меня избили две надзирательницы.
— Не врешь?
— Не вру.
Проститутка присвистнула:
— За что?
— Я не повесила трубку, когда они велели.
Теперь уже присвистнули обе.
Мы с Ритой переглянулись. Я решила быть осторожной, чтобы в корне пресечь их агрессивные намерения, но их поведение, как ни странно, казалось дружелюбным. Получилось, что просто встретились две пары.
— Мы решили, что тебе это сделал твой старик, а потом ты его ударила ножом или подожгла дом, поэтому и оказалась здесь, — сказала старшая.
Маленькая посмотрела на нее уничтожающим взглядом, совсем как жена на мужа, когда он говорит лишнее.
Рита покачала головой:
— Ты видела в столовой надзирательницу, высокую блондинку? Это она и есть.
— Не имею понятия, — сказала старшая. — Напоминай мне держаться подальше от телефона, — засмеялась она и посмотрела на подругу, надеясь на одобрение.
— Заткнись, Маделин, — оборвала ее маленькая. — Почему ты всегда такая тупая?
Удрученная Маделин теребила колготки. Она поняла, что все испортила, снова промашка. С мрачным видом подняла блузку и достала из-за пояса пачку «Коллз», закурила. По ее взгляду я догадалась, что она считает наше положение одинаковым: я для Риты то же, что она для своей острой на язык подруги. Она предложила мне сигарету. В ответ я покачала головой.
Между тем Рита и маленькая были целиком заняты друг другом. Между ними возник явный, исключающий чье-либо вмешательство магнетизм. Они были похожи на двух столкнувшихся на улице собачек или на двух трехлетних малышей в проходе супермаркета. Они осторожно присматривались друг к другу.