Сердце вырывалось из груди, когда я трясущимися руками протянула ей халатик. Надо было вести себя как ни в чем не бывало, но состояние у меня было такое, будто поймали с поличным. И это происходило не в магазине при посторонних людях, а здесь на кухне, и Джуди не была посторонней. Я расплакалась.
— Что? Милая моя, что случилось?
Вдруг глаза ее сузились.
— Где ты это взяла?
Я созналась, все рассказала ей. Она качала головой, зажав рот рукой, но глаза светились весельем. В конце она поцеловала меня и сказала, что я ей нравлюсь за сообразительность: припрятываю добычу в детской коляске.
Джуди думала, что мое воровство — это бунт. Она не поняла. Она начала тоже воровать, но не из протеста. Ее муж был ужасный скупердяй. Он давал ей двадцать долларов в неделю на продукты, а то, что ей удавалось из этого сэкономить, она могла тратить на себя. Ей всегда не хватало денег, приходилось занимать у меня то доллар, то два, а возвращать забывала. Просто Джуди хотела иметь вещи, на которые у нее не было денег.
Из-за жадности она была плохим вором. Движения внезапны и судорожны. Уже при входе в магазин на лице появлялось виноватое выражение. Том всегда задавал много вопросов, и Джуди была вынуждена придумывать истории о том, как у нее появились новые серьги, духи, водонепроницаемые часы.
Мы попались в магазине «Вулворс». Только собрались выходить — появился администратор. Держа за локти, он отвел нас вместе с детьми в служебную комнату. У Джуди в кармане брюк лежал набор пилочек для ногтей. В сумочке у меня — пакетик драже «М М». Мы умоляли его позволить нам заплатить за украденное, предлагали заплатить вдвое, втрое больше, но он остался непреклонен и позвонил на службу нашим мужьям. «Мистер Тайлер, — сказал он мрачно, — здесь ваша жена и сыновья».
Джон потом рассказывал, что его первая мысль была — нас похитили. Они приехали вместе с Томом и разговаривали с администратором без свидетелей. Нас отпустили. Джон настоял, чтобы мы поставили коляску на заднее сиденье. Я села с ним в машину, хотя просила его отпустить меня идти домой пешком. Коляска была большая и не проходила в дверь машины. Джон с раздражением затолкал ее. Когда у Джона бывают подобные вспышки, он начинает колотить кулаком по стене или швырять все, что под рукой. Я всегда думала — как хорошо, что он на мне не срывается. Он бы и срывался, если бы не удивительная способность вовремя сдержаться. Что я почувствовала сразу, так это его презрение. Я знаю, что он сдержался бы, если бы я не стояла рядом и не смотрела, как он заталкивает эту коляску.
Мы подъехали к дому в тот момент, когда Джуди и Том выходили из машины. По пути к дому я старалась поймать взгляд Джуди, но она не посмотрела в мою сторону. Джон попросил подождать его на кухне и повел детей в игровую.
Я слышала, как Том кричал, спрашивая у Джуди, где она взяла то и это. Может, тоже украла? Что, черт возьми, с ней произошло? Может, она рехнулась?
Вошел Джон. Свирепо взглянул на меня:
— Ты скажешь, в конце концов, что все это значит?
Когда я не ответила, он взбесился.
— Ты всегда тратила мои деньги, как хотела! Какого черта надо было воровать пакет с леденцами за тридцать девять центов? Тайлер — слишком известное имя в этом…
Он не договорил. Из соседнего дома послышался грохот. Закричала Джуди.
Я вскочила.
— Ты пойдешь туда и остановишь его.
Джон посмотрел на меня, как на сумасшедшую.
— Я не пойду, — ответил он, с силой усаживая меня на место. — Что бы там ни происходило, нас это не касается.
Я могла пойти сама, но не пошла. Я сидела у себя на кухне, в это время в соседнем доме среди бела дня избивали мою лучшую подругу. Боже мой, если бы прохожий напал на Джуди на улице, я бы кинулась на него с кулаками, измолотила бы его, сделала бы все, что в моих силах. А когда ее бил муж, я просто сидела и слушала.
Глава двадцатая
Выключили свет. Наверное, уже десять часов? Миссис Тайлер потерла руки, прокашлялась, смахнула песок со своей простыни. Здесь не стало холоднее с наступлением темноты.
Я легла к себе на кровать, поджав ноги. Не заснуть, слишком жарко, и подушка пахнет грязными кухонными полотенцами. Кто там по-стариковски храпит? Маделин, что ли?
Несколько недель назад моя бабушка слегла. Сахарный диабет. Болезнь разрасталась снежным комом. Она плохо выглядела, беспрерывно жаловалась, воспринимая недомогания много серьезнее, чем кто-то другой. В конце концов лечащий доктор согласился положить ее в больницу. Когда я ходила туда навещать ее, она подробно рассказывала, что было на ужин, что показывали по телевизору, знакомила меня с пожилой соседкой по комнате. Когда пора было уходить, она откидывалась на подушку, глаза ее блестели от слез.