— А чистые полотенца? — поинтересовался я, обескураженный мистическим исчезновением.
Когда девушка ушла, я быстро разделся и с наслаждением встал под теплые успокаивающие струи воды. Внезапно мир погрузился во тьму, но через мгновение свет зажегся вновь. «Господи, как страшно», — подумал я и старательно намылил все части тела. Одна из них значительно увеличилась в размерах. В дверь постучали.
— Да, — машинально сказал я.
В ванную комнату вошла горничная. Она удивленно глазела на мою возбужденную плоть, которая затвердела под ее напряженным взглядом.
— А вы молодец, — одобрительно произнесла она после затянувшейся паузы.
— Давай, — сказал я, протянул руку, чтобы взять принесенное полотенце и прикрыть чресла, которые все равно предательски выпирали.
— Желаете еще что-то? — спросила девушка хриплым от волнения голосом.
Я хотел немедленно многого, но вопреки желанию сказал:
— Кофе и бутерброд через пятнадцать минут.
— Как хотите, — ответила горничная и ушла, не скрывая разочарования на покрасневшем застывшем лице.
«Странно, что после сизого члена карлика она увлеклась мной», — подумал я, польщенный вниманием столь красивой девушки, поскольку мне было тяжело конкурировать с лошадиными возможностями конюха.
После бесцельного возбуждения я почувствовал внутреннюю пустоту и усталость, все во мне опустилось, и я лег в ванну, разморенный теплым журчанием бегущей воды. Голубые кафельные стены раздвинулись, и я очутился в просторном храме, где медленно поднимался вверх, мимо витражей с библейскими сюжетами, к стеклянному куполу, который был наполнен холодным белым свечением. Разбив стекло, разлетевшееся с бесшумным треском, я стремительно полетел в небо, пока не увяз в полосе густого лилового тумана. Преодолев вязкое сопротивление, я оказался на кресте.
Я оглядел выжженную каменистую местность и обнаружил, что все пространство вплоть до чернеющей вдали кучки низкорослых деревьев залито ослепительным светом. В разогретом дрожащем воздухе медленно струились размытые фигуры людей и животных. Я видел, что люди страдали, истекали потом и делали плавные бессмысленные движения руками. Особенно туго приходилось всадникам, чьи блестящие медные шлемы настолько прогрелись, что превращали мозги в кипящее варево. Мучились даже лошади, чьи крутые зады отделяли от меня редкую толпу. Одна из них испражнялась. Все существа источали тупое безотрадное ожидание смерти. Редкая толпа резко отличалась от гротескного «Распятия» Босха. Они не радовались и не огорчались, а старательно выполняли свой долг. Эти странные люди двигались медленно и бесстрастно, как вставшие из могилы мертвецы.
— Почему нет боли? — удивился я и мучительно трудно повернул голову, чтобы увидеть наглую рожу благоразумного разбойника. Надо же! Всю жизнь грешил, лиходействовал, а перед смертью сказал несколько слов — и прямиком в рай.
Рядом со мной колебался пустой прогретый воздух, а еще дальше — за глубоким ущельем, поросшим пыльными пирамидальными кипарисами, беспорядочно разметалось древнее кладбище, напоминавшее издали марсианский город. Невыносимая жара выжгла все человеческие эмоции, но я понимал, что толпа ожидает именно мою смерть. Впрочем, наше равнодушие было взаимным. По телу ползали многочисленные зеленые мухи. Люди медленно зашевелились, и я почувствовал неладное, ибо никто из них не отбрасывал тень. Медленно запрокинув голову, я увидел опускающийся ослепительно белый столб света и ощутил сильный тепловой удар.
«Какое счастье, что я уже умер!» — подумал я, когда очутился в небольшой комнате, где двенадцать бородатых мужей, одетых в коричневые хитоны, оживленно спорили, сидя за столом на двух длинных скамьях. Я примостился с краю. Сидящий рядом мужчина посмотрел на меня долгим испытывающим взглядом, а затем заговорил снова, увлеченно размахивая руками. На каменном полу лежал мертвец. В комнату вбежала женщина и, увидев мертвое тело, рухнула наземь. Бородатые мужи вскочили как по команде, перекрикивая друг друга и отчаянно жестикулируя.
Внезапно погас свет, и я очутился в непроглядной космической тьме, подобной египетской, способной испугать даже мужественного фараона. Самое страшное было в том, что я не знал на каком я свете. Не было ни звуков, ни движений, ни мыслей, один ужас, воплощенный в абсолютную темноту. Со временем я начал осознавать, что лежу в ванной. Можно было протянуть руку и открыть дверь, чтобы увидеть хоть какой-то отсвет, но я подозревал, что за ней такая же непроницаемая тьма, поэтому боялся лишиться последней надежды. Нужно было двигаться, что-то делать, чтобы не сойти с ума. Я начал осторожно подниматься из воды. Когда вспыхнул свет, я, голый и мокрый как после рождения, сидел на краю ванны. Тело содрогалось от крупного озноба. Чувство опасности обострилось до крайности, поскольку я почувствовал, что за мной наблюдают.