Как посмела я отвечать высокомерием и ненавистью на его желание наслаждаться моим телом и получить от меня наследника!
Разве не оказалась я стократ бесчувственнее, чем он? Ведь я ни разу не обняла его, не сказала ему ни единого ласкового слова.
Мое каменное сердце лишило меня простой человечности, место которой заняло себялюбие.
Мне открылось, что я впала в неслыханный грех и что искупить его перед Богом я смогу лишь ценой огромной жертвы.
На сороковой день своего вдовства я встала на заре и отправилась к Храму, где в присутствии двенадцати священников дала обет в течение двух лет встречать и провожать молитвой каждый день, соблюдать пост во все дни, кроме пятницы и субботы, не носить нарядной одежды и не ходить на пиры.
О незнакомец, которому, быть может, суждено прочесть то, что я пишу без малейшего желания приукрасить или опорочить свою жизнь! Дано ли тебе понять, до какой степени смягчали и наполняли покоем мою душу, истерзанную ощущением вины, дни поста и непрерывных молитв?
В Ветилуе мое поведение сочли сначала причудой, но потом, видя, как твердо я придерживаюсь данного обета, стали говорить, что я святая и что завидна участь мужчины, о котором так будет печалиться его вдова.
При всем богатстве Манассии и уважении к его семье он не пользовался особой любовью горожан. Тем паче мой траур люди восприняли как подтверждение моей святости.
Помню, как по прошествии первого года траура Шуа попыталась меня уговорить с разрешения священников хотя бы смягчить пост. Я с негодованием отвергла эту попытку бросить тень на данный мною обет. Служанка была поражена:
— Я и не знала, что ты его так любила.
Помню, в то время строгого поста каждую вторую субботу меня навещали отец, мать и брат.
Их расстраивало то, что я не щадила себя. Им хотелось, чтобы я вернулась к обычной жизни, снова вышла замуж, обзавелась семьей.
Но из уважения к памяти моего покойного мужа они не решались прямо заговорить об этом.
И я, и мои родные ощущали, что мы все больше и больше отдаляемся друг от друга, что их причастность к моей жизни становится достоянием прошлого.
Глава восьмая
На третьем году моего вдовства в разговорах солидных мужей все чаще стало упоминаться имя Навуходоносора, царя Ассирии, и полководца Олоферна, возглавлявшего его войско.
Навуходоносор владел самым большим царством известного нам мира, но ему этого было мало. Он послал Олоферна, чтобы завоевать государства своих соседей с юга, востока и запада.
Олоферн, полководец напористый и искусный, в первый год этих войн одержал победы над тремя царствами на юге, на второй же год присоединил к ним еще два южных и одно восточное царство.
Молва о его силе, отваге и жестокости была страшнее самой смерти. Еще до того, как он собирался напасть на какое-либо государство, воины его противника уже теряли веру в силу своего оружия, а градоначальники, не пытаясь сопротивляться, открывали перед ним ворота и встречали его не как завоевателя, а как освободителя.
Таким образом, войско Олоферна от похода к походу постепенно превращалось в непобедимую рать, перед которой не в силах было устоять ни одно царство.
Безжалостный завоеватель разрушал храмы и святилища покоренных им народов, требуя, чтобы они чтили Навуходоносора как единого Бога, признавая его, смертного человека, равным Творцу Вседержителю, и это было страшнее всего.
Женщины недаром собою, что мужчины подобны детям. В их разговорах об Олоферне был заметен не ужас, но восхищение искусством полководца и силой, наводящей страх на все живое.
Толпа всегда славит победителей, даже если их дела покоятся на крови праведников, если путь к победам лежал через насилие и интриги.
Но в те дни Ассирия была так далеко от нас, что рассказы о походах Олоферна казались чем-то вроде древних легенд.
Надо признаться, что третий год моего вдовства стал для меня временем покоя и счастья, какое вряд ли довелось испытать кому-либо из дочерей Иудеи.
Без особого труда я управляла и домом, и имуществом мужа, оставшимися мне после его смерти.
Я не стремилась к умножению богатства, и Бог помог мне сохранить его.
Время изнуряющих постов и покаяния после смерти Манассии осталось позади. Я полагала, что искупила грех бесчувствия, с которым восприняла известие о смерти мужа.
У меня хватало времени и на приятные беседы, и на одинокие прогулки по своему саду, и на чтение записок знаменитых купцов, которые своими глазами видели страны чуть ли не на краю известного нам света и даже встречали людей с другим цветом кожи.